Вчера у неё был день рожденья.
Но ни один телефон не отвечал, и смс тоже не дошла.
Мы не виделись, пожалуй, больше двух лет.
А ведь одно время так дружили.
Или вернее - приятельствовали.
Это было славное время.
Я прозвала её Майорша.
Хотя зовут её Лёлей.
Мы познакомились в 91-м.
Тогда я, мой муж Мишка и мальчик Дениска занялись недвижимостью.
Было это всё невероятно кустарно, по-дилетантски, компьютера и мобильных телефонов у нас не было, мы тупо читали "Из рук в руки" и пытались заниматься посредничеством.
Выглядело это так: я, лёжа на диване, читала объявления.
Когда какое-то мне казалось интересным, я читала его вслух Дениске и он звонил по телефону, выяснял своим красивым голосом детали и многозначительно обещал перезвонить.
Потом записывал квартиру на карточку и клал в коробочку.
Затем сортировал по станциям метро.
А я в это время искала встречные варианты.
Мишка же ничего не делал, кофе пил, видео смотрел или играл в Сегу.
Потом мы находили желающего посмотреть какую-то из найденных нами квартир, созванивались с хозяевами, и тогда Мишка с Денисом ехали показывать вариант.
Скоро Дениса заменила я - в криминальные девяностые двое молодых парней - один качок, другой весь в наколках - вызывали тихую панику в двух случаях из трёх.
Клиенты просто не садились к ним в машину.
Я - это другое дело.
Я всегда и всех вызываю доверие, даже когда рядом - парень с надписью на глазах "Они спят".
И, как ни странно, мы стали что-то зарабатывать - крохи, копейки, но для нас и это было здОрово, ведь мы же, фактически, ничего не умели и ни в чём не разбирались. Просто, на наше счастье, тогда сделки оформлялись совсем просто, не было никаких регистрационных палат, не помню, было ли БТИ. Вот нотариус - тот точно был.
Ещё мы занимались дачами.
Первую нашу дачу продали так: клиент посмотрел, с ценой хозяина согласился, на другой день мы все приехали к председателю товарищества, который порвал старую членскую книжку и выписал новую.
Все рассчитались и разъехались.
А сейчас? И тебе согласование границ, и Земельный комитет, и кадастры, и чё попало. Все кушать-то хотят. Вот и придумывают новые и новые правила, якобы защищая права граждан.
А на самом деле - просто новые кормушки открываются, и все дела.
Ну ладно, отвлеклась.
Короче, однажды звонит нам барышня с приятным низким голосом, и просит показать одну из квартир.
Причём эта квартира и у неё в картотеке есть.
Но почему-то показать её должны мы.
Странно как-то, раз адрес-телефон есть - поезжай сама да смотри.
Мы же свой процент возьмём, уже цена выше получается.
Тем не менее - нам-то что?
Поехали.
Подхватили барышню у метро, её сопровождали два каких-то жутких амбала, но они, к счастью, с нами не поехали.
Едем, представились, спрашиваю: а зачем ей мы-то?
Она объясняет - как буфер.
Квартиру покупает её шеф.
Ей он нифига не заплатит.
А мы посторонние, нам заплатит.
А мы с ней поделимся.
Логично.
В то время уезжало из страны очень много еврейских семей.
Это была вторая волна, если не путаю.
Квартиры уходили дёшево, но они и были-то, конечно, не ахти.
Эту трёшку, которую мы приехали смотреть, нам показывала хозяйка - дама лет шестидесяти, Сара Моисеевна.
У меня хорошая память, но почему-то с той самой минуты я стала называть её Сара Соломоновна.
Почему? Не знаю. Неудобно жутко, ничего с собой не могу поделать.
Моя новая знакомая, Лёля, взяла очень грамотно инициативу разговора в свои руки. И разговор шёл в нужном русле, и мог вполне вписаться в 10-15 минут - всё выяснили, внесли задаток (у Лёли были с собой деньги. А вот паспорта не было, вместо него был военный билет, что меня сильно удивило. Она оказалась лейтенантом запаса, почему впоследствии я повысила её до Майорши)
Но Сара Моисеевна никак не хотела нас отпускать, она всё что-то нам рассказывала и рассказывала, и когда, наконец, мы от неё вышли, оказалось, что мы провели у неё полтора часа.
А, надо сказать, вели мы сябя крайне интеллигентно, с Ольгой с этой на "вы", типа "будьте добры-пожалуйста-будьте любезны".
Но как только мы вышли к лифту мы обе выдохнули синхронно и с чувством хором сказали:
- ...твою мать!
После чего заржали, поняли, что эти реверансы нам ни к чему и немедленно закорешились.
К слову сказать, я, хоть старалась не ошибиться с именем хозяйки квартиры, по-прежнему называла её "Соломоновной". Все уже просто покатывались со смеху, но меня перемкнуло - и всё.
Но! В ту самую минуту, как сделка была закончена и расчет произведён, я сазала, прощаясь:
- Всего доброго, Сара Моисеевна! Удачи вам на новом месте.
На что она ответила:
-Оля, деточка, что с вами? Вы здоровы? Я уже так привыкла, что я - Соломоновна, что случилось?
Все долго смеялись.
И вот почему я решила написать об Лёле - она уникальный, на мой взгляд, человек.
Нет, дело не в том, что она умница, хороша собой и нравится мужчинам.
Она особенная.
С ней происходят странные вещи - она не врёт.
Слишком много свидетелей событиям, происходящим с ней.
Событиям необъяснимым, и порой страшным.
Начать с того, что имена её родителей известны в нашей стране каждому, кому уже больше тридцати пяти-сорока лет.
Именем её матери названа улица в Москве.
Мемориальная доска с именем отца висит у дома, где он жил.
Олина мама умерла, когда Лёле было 12 лет.
Она попросила Лёлю, когда та вырастет, и у неё родится дочь, назвать её именем матери.
Сначала родился сын, через год - дочь.
Но отец умалял не называть девочку именем матери.
Не знаю - почему.
И Лёля нарушила данное матери слово - девочку назвали иначе.
Через полгода на входной двери загорелся почтовый ящик.
Решили - хулиганы.
Через неделю Лёля уложила дочку в кроватку, сын играл в манеже, а сама Лёля вышла в кухню. С порога кухни её вернул страшный крик.
Она бросилась обратно в комнату - кровать девочки была объята пламенем до потолка.
Спасти ребёнка не удалось.
Лёлю затаскали органы, но она не могла ничего объяснить.
И никто не может объяснить до сих пор.
Потом у неё родилось ещё двое детей - девочка и мальчик.
В начале 90-х её муж утонул на пруду, спасая двоих чужих детей.
В апреле было дело, двое детей играли на льду, лёд подломился.
Лёлин муж, офицер, был неподалёку.
Он бросился спасать детей и спас.
Его самого затянуло под лёд.
Тело нашли через четыре часа.
Тогда об этом много говорили в прессе и по телевизору, его хоронили под орудийные залпы, Лёле писала вся страна.
Ей присылали посылки, пенсионеры высылали ей свои пенсии, поступала помощь в виде круп, макарон, чего-то ещё, дефицитного в те страшные годы.
Люди старались поддержать женщину, муж которой оставил троих сирот, спасая чужих детей.
Но Лёля покупала пенсионерам на их же деньги лекарства и еду, и отвозила обратно со словами благодарности - она была успешной, обеспеченной женщиной, жила в роскшной пятикомнатной квартире, и просто не могла принять крохи, присланные старушками, совесть не позволяла.
Меня тогда поразила сплочённость, щедрость и сочувствие людей - самим было плохо, хуже некуда, но благодарность к постороннему человеку, совершившему благородный и героический поступок, превысила всё.
Вот только в нашей стране, мне кажется, такое может быть.
Не было равнодушных.
Не было.
Лёля не приняла и три предложения выйти замуж, которые поступили немедленно от незнакомых мужчин - они хотели взять на себя заботу о ней и детях, только узнав о случившемся, даже не видя её.
Разумеется, она с благодарностью отказалась.
Пожалуй, трагические эпизоды из её жизни закончились.
А вот мистические - остались.
Расскажу об одном.
Она, как и я, продолжала заниматься недвижимостью ещё не один год.
Однажды она должна была показывать квартиру в печально знаменитом "доме на набережной", где когда-то жила её семья, где арестовали деда, и бабушка осталась с двумя дочерьми - Лёлиными мамой и тёткой.
Она не знала, в какой именно квартире жила семья, куда выходили окна и был ли у них балкон.
Она просто сидела во дворе на лавочке, курила и ждала клиента.
Теперь её рассказ, от первого лица:
- Вдруг всё стихло - как-то внезапно - не стало слышно машин, и как дети орут в садике. Я подняла голову - вижу на балконе седьмого этажа - бабушка.
Костюм на ней зелёный в горошек.
И девочка маленькая, по фотографиям - мама, когда ей лет пять было.
Я головой трясу, за руку себя щиплю - больно.
А тут машина во двор въезжает, чёрная, ну, как раньше, здоровая такая, типа, как Штирлиц ездил. И выходит из неё мужчина, и я вижу, что это - Косырев, тогда, при Сталине, он комсомольский деятель был, очень важный, его потом расстреляли.
Идёт прямо ко мне, френч на нём, портфель в руках, хмурый такой.
Я привстала, лепечу "Здрассти", он кивнул и в подъезд вошёл.
И тут звуки вернулись. Я голову подняла, смотрю на тот балкон - да, какая-то женщина там стоит, и девочка, но это никакая не бабушка. В пёстром платье.
Я пошла к подъезду, куда вошёл Косырев, я в нём квартиру и должна была показывать, его, Косыревскую квартиру.
И там доска висит мемориальная - и он на ней в точности так одет, как я его видела во дворе.
Я прямо сама не своя была.
Клиент не приехал, я домой вернулась, тётке звоню, спрашиваю:
-Вы в старой квартире на каком этаже жили?
-На седьмом.
-А балкон был?
-Да, во двор выходил.
-А у бабушки был зелёный костюм в горох?
Она говорит:
-Что с тобой? Почему все эти вопросы? Ты не можешь помнить этот костюм, это было очень давно.
Я говорю:
-Сон приснился.
Не стала ей объяснять, да я и сама ничего не понимаю.
Вот такая она, подружка моя загадочная.
Жалко, практически не общаемся больше.
А вот тут днюха её, ну и вспомнила.
С днюхой, Майорша)))
