суббота, 29 августа 2009 г.

Гаснут в сердце невзлелеянные сны,

ХОЛОД
Холод, тело тайно сковывающий,
Холод, душу очаровывающий...
От луны лучи протягиваются,
К сердцу иглами притрагиваются.
В этом блеске - все осилившая власть,
Умирает обескрылевшая страсть.
Все во мне - лишь смерть и тишина,
Целый мир - лишь твердь и в ней луна.
Гаснут в сердце невзлелеянные сны,
Гибнут цветики осмеянной весны.
Снег сетями расстилающимися
Вьет над днями забывающимися,
Над последними привязанностями,
Над святыми недосказанностями!

похожая на снег и имеющая сходство с солнцем она росла в далине снов. девочка-цветок,

...она не могла дать определение этому, но зато все об этом говорили. и росла она на этой мечте, ощутить любовь .
похожая на снег и имеющая сходство с солнцем она росла в далине снов. девочка-цветок, девочка-небо, девочка-счастье. и её короткая жизнь переплеталась с моей ,но я не смог стать её героем. я был для неё слишком реален, и она могла касаться меня в любой момент , и я был у её ног, и я мечтал о ней..это было моей судьбой, это было великой честью для меня , быть персонажем в её жизни.
я был так рядом с ней, совсем рядом. но у меня не хватало духу, чтоб добиваться её. она, вечно задумчивая  и такая мнимая, была где-то рядом, но все же за тонким слоем льда. а еще она постоянно смеялась и с кем-то говорила, бегала по лесу  и проводила время одна.
так казалось нам всем, нимфа. этот запах её, её аура манила людей. и мы иногда ходили по её следу, не специально конечно. я решил не называть её имени , мне кажется еще не придумали такого. я называл её Шёпотом..она похожа на шёпот , она неуловимая нотка, она как те слова, которые нужно произносить только тихо. она как интимная тайна.
..странно, но все же я не был её безумным фанатом, и не боялся отдать её другому. у меня не было права, она свободна и не принадлежит даже Богу. я оберегал её, как золото, дорожил , любил , мечтал..но отпустил.
мы жили в далине снов, в городе сказок,городе тайн. и она была самой большой загадкой. а я был хранителем, я знал её тайну.
она влюбилась в ветер.,она почти научилась летать.ради него , чтоб всегда быть рядом. он нежно дотрагивался до её волос, платья. он вскружил ей голову, он стал для неё всем.она дышала им, он был её воздухом., а она для него горизонтом. она была на земле а он в небе.земля и небо соприкоснулись . никогда прежде ветер не был так глуп, никогда прежде он не давал себе влюбляться и жить чем-то еще кроме неба. никогда прежде она не позволяла трогать себя, еще никогда в жизни она не ласкала никого.он был с ней, но он и не был также.он был её, но вовсе и нет. они были вместе.  он был реален для неё, но он был невидим.его не существовало. его не было для нас, но для неё он был, это нереальный герой, это Бог, небо.они ценили каждую долю секунды.
он...был вечен, она нет. он навсегда, она нет, он управляет своей судьбой, она нет. но пока они не думали об этом, они жили как будто в последний раз. они были всем. они были сказкой, глупостью, страстью, любовью., миром. они были одни..
.. я до старости там прожил, я всегда был рядом с ней. я был в той истории, в этой легенде. это легенда о том, как влюбился ветер.
я прожил больше чем она, совсем на немного, но я видел смерть её и видел смерть ветра. Шёпот умерла уже в глубокой старости, будучи самым счастливым человеком..она оставила ветер навсегда в этом мире , навсегда. а он умирает и  по сей день , и будет умирать через столетия и через века. от тоски , от воспоминаний..от её отсутствия.он не может трогать её, он не может чувствовать.он вновь один . он гуляет по улицам и грустит, ведь еще так недавно он гладит её и пел ей. ..
..я видел его страдания, я видел по настоящему страшную смерть. она страшнее чем физическая. это вечная мука..
когда умер я, он попросил написать меня об этом, и оставить эту легенду людям..я так и сделал

Для тебя любимый


Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение,
Я люблю тебя дольше, чем дней мне дано на земле.
Ты одна мне горишь, как звезда в тишине отдаления,
Ты корабль, что не тонет ни в снах, ни в волнах, ни во мгле.
Я тебя полюбил неожиданно, сразу, нечаянно,
Я тебя увидал - как слепой вдруг расширит глаза
И, прозрев, поразится, что в мире изваянность спаяна,
Что избыточно вниз, в изумруд, излилась бирюза.
Помню. Книгу раскрыв, ты чуть-чуть шелестела страницами.
Я спросил: "Хорошо, что в душе преломляется лед?"
Ты блеснула ко мне, вмиг узревшими дали, зеницами.
И люблю - и любовь - о любви - для любимой - поет
Константин Бальмонт

Люди, это потрясающе...

Предупреждения от меня:
Это слэш, это эротический слэш, это очень эротический слэш (кто не знает слова "слэш" - это про секс между двумя мужиками, ага).
Но это просто вынесло.
Рекламирую у себя с разрешения автора, причем запись не закрываю специально, ибо сам автор не присутствует у меня в белом списке, увы.
Я обычно не читаю ориджей с такими варнигами, но тут...
И хочу признаться честно: прочтение этого текста сильно меня озадачило на тему "а стоит ли мне вообще соваться на СК".
Но соваться я ведь все ранво буду , но зато теперь я знаю, как на самом деле пишется такая эротика. То етсь как бы сам подход, конечно, ибо все персонажи разные.
Прибью себе этот текст на стену и буду перечитывать каждый день.
29.08.2009 в 12:19Пишет marina_ri:
Коротенький оридж
Для current obsession
НАЗВАНИЕ: Командировка
ФАНДОМ: ориджинал
ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ/ПЕЙРИНГ: он/он
РЕЙТИНГ: NC-17
РАЗМЕР: мини
КАТЕГОРИЯ: slash
ЖАНР: romance, юст
ВРЕМЯ и МЕСТО: наши дни, Россия.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: оридж! Но короткий. Есть мат. И еще - наши реалии (считаю, об этом надо предупреждать, гы).
Он тоже спит на верхней полке - прямо напротив меня.
В первую ночь я слушаю его дыхание и никак не могу переключиться. Или заснуть. Так и ворочаюсь всю ночь без сна - первую ночь в этом чертовом вагоне. Первую из восьми.
Он протиснулся в купе мимо малахольной соседки с правой нижней полки, снял темные очки, закрывающие половину лица, улыбнулся вежливо сначала мне, а потом мрачному дядьке у окна, и спросил:
- А какая тут шестнадцатая?
И я понял, что это будет та еще поездочка.
Он почти не спускается, предпочитая валяться на пыльном белье, тыкая стилом в наладонник, или слушая музыку.
Когда он первый раз свесил длинные босые ноги, мелькнувшие перед моим лицом, мне захотелось дернуть его, обхватив за щиколотку, да так, чтоб он рухнул мне на колени и понял, как у меня стоит.
Я иду за ним, в надежде, что он собирается в тамбур курить, но нет - он отправился в вагон-ресторан, а я достаю мятую пачку и жду, когда он вернется, хлопнув тяжелой дверью.
Его нет минут двадцать, от сигарет першит в горле. Вообще-то я не курю, но в таких командировках, как эта.
Владивосток.
Восемь суток с тремя чужими людьми, с загаженным туалетом, без душа, без возможности уединиться.
Когда Майка сказала, торжествующе кривя оранжевые губы: «Никакого тебе самолета. Кризис, знаешь ли! Чучух-чучух, готовься», - я на самом деле возненавидел и ее, и главреда, и любимую газету.
Обратно обещали самолет. На хера он обратно? До местной администрации я доберусь только к вечеру в день приезда - в лучшем случае. С момента инцидента пройдет примерно десять суток - зачем я там?
Но сейчас я точно понимаю - зачем.
Кто-то там надо мной сжалился и подсунул это чудо чудесатое, лохматое, тощее, такое трахабельное, что от одного взгляда поджимаются яйца.
Мальчик представился, когда закидывал наверх свой рюкзак, но я прослушал - засмотрелся на полоску кожи под задравшейся футболкой. Сколько ему? Двадцать? Двадцать два? Студент? Едет домой? Или на практику?
Что там есть в этом Владивостоке?
Неважно. Если он натурал - то я гендиректор. А что? Мне никогда не стать гендиректором, а у него отполированы ногти, джинсы дешевые, но в облип, челка на глаза падает так беспорядочно, что закрадывается подозрение о долгой тщательной укладке.
Хотя они все сейчас такие.
Ухоженные.
Я собираюсь, было, подтянуться и залечь у себя, но дверь отодвигается, и он водружает на стол четыре запотевшие бутылки Миллера. Стоят тут небось - по сто рэ каждая.
- Будете? - держится руками за свою полку и за мою. Лязгнуть зубами, прикусить костяшки, а потом втянуть в рот твой палец, помять его губами, обслюнявить и.
Уф.
- Буду. Только я тебе дед, что ли? Не выкай.
- Ладно.
Когда улыбается, у него ямочки на щеках.
Блять.
Ямочки.
А у меня бывшая жена, трехлетняя дочь, алименты и тоскливое запоздалое осознание собственной сексуальной ориентации.
- У тебя родственники там?
- Где? А, во Владике? Я оттуда.
- А выговор московский.
- Так я давно оттуда, лет в пять родители переехали.
Ледяное пиво - аж зубы ломит. И у него над губой - влажная полоска. Слизнуть. Забраться языком в рот. Попробовать.
Блять.
- Что?
- Ничего, задумался.
Не смотри так на него. Спугнешь. Или уже спугнул? Или он не?..
- Ты куда полез?
- Конспекты надо дочитать.
Снова чумазая пятка мелькает перед глазами, и я иду в сортир дрочить. Это перебор.
Поезд трясет, и я промазываю мимо толчка. Теперь вытирать собственную сперму с грязного обода. Брррр.
Можно оставить так, но вдруг он зайдет после меня сюда? Зайдет, увидит.
На хер.
Надо вопросы для интервью продумать, и узнать, будет ли там у меня сеть.
Я долго мою руки, скрипя этим экономным штырем для подачи воды, и иду звонить сучке Майке.
Я всю ночь слушаю его дыхание, а потом сплю полдня, и не вижу его. А когда открываю глаза - понимаю, что лежу к нему лицом. Интересно, я храпел?
Он барабанит пальцами по стене в такт музыки в наушниках. И снова что-то читает.
- Что слушаешь? - голос со сна хриплый, хорошо, что он не слышит меня. Видит, как я приподнимаюсь и приветственно кивает.
Да-да. Здрасьте.
У меня почему-то трясутся руки, пока я мешаю ложечкой сахар в стакане с чаем - почему в поездах такой сахар, который не растворяется в кипятке? А, это не кипяток. Хочется ссать, но он слезает и садится напротив - благо, малахольная вышла.
Мне так паршиво - мне всегда с утра паршиво - что хочется спросить его напрямик. Наверное, меня останавливает полный мочевой пузырь.
Я долго фыркаю перед разбитым грязным зеркалом с облезшей амальгамой, пытаясь вымыться хотя бы до пояса.
В купе он смотрит в окно и прихлебывает кофе.
- Откуда кофе?
- Хочешь? Мой, у проводниц нету.
Я не хочу, но ведь можно накрыть его пальцы, забирая прямоугольный пакетик. Поезд тормозит, кофе выливается на футболку, и я снимаю ее, матерясь.
Мне очень хочется, чтоб он смотрел на меня, я втягиваю живот, напрягаю пресс, но он выходит из купе.
На пятый день я думаю только о сексе. Только о нем - и о сексе. С ним.
Он зарос слегка - редкая мягкая щетина, а я как дурак бреюсь каждое утро. Я снова ненавижу газету и Майку, но его я ненавижу больше.
Хоть бы он курил.
- Пошли.
- Куда?
- Составь компанию.
- Я не курю же.
- Я знаю! - главное, не сорваться. Какого цвета у него глаза? Шатен, значит либо карие, либо зеленые.
У него темно-серые, так странно. И он берет у меня сигарету, и я даю ему прикурить, и даже говорить ни о чем не могу - яйца деревянные, член каменный.
Интересно, что соломенное?
Мозги.
Он рассказывает про институт, про своего дога, про какой-то клуб, а я его не слышу - просто смотрю, как двигаются его губы. Он был на концерте Шнура в прошлое воскресенье. Шнур крут.
О, кто бы сомневался.
Я понимаю, что надо сделать.
Мужик меня не напрягает. Малахольная нашла себе подружку девяноста лет в пятом вагоне и сидит у нее.
Но он не хочет водку. То есть - пьет, морщится, запивает каким-то дорогущим соком из вагона-ресторана - откуда у него деньги на клубы и сок?
Я начинаю тратить командировочные на пиво. Пиво он пьет.
Я рассказываю ему про газету, он говорит, что хотел быть журналистом, но родители не разрешили, как я хочу его трахнуть, мать твою!
Растянуть ему зад, войти в горячее и в ритме колес.
- Ты погоди, я ща. Никуда не уходи!
- Это куда же?
О, я пьян. А он, похоже, нет. Когда я пьян - я долго не могу кончить, но сейчас мне достаточно представить его губы в пивной пене.
Когда остается всего ночь - я представляю из себя печальное зрелище. Главред так и сказал бы: «Эта ваша последняя статья - печальное зрелище».
Я закомплексованый идиот, трус, я боюсь, что он даст мне в морду, оттолкнет или станет презирать - меньше чем через семь часов он пропадет, и я не увижу его никогда, почему меня это волнует?
Он крутится рядом, на своей полке, и мне уже все равно. Длинные ноги, босые стопы, лохмы, ямочки. Блять, ямочки.
Не для тебя, козел.
Он протягивает руку и кладет ладонь на мое плечо. Я не поверил бы, что это он - но ведь больше некому, верно?
Я поворачиваюсь очень медленно, его глаза блестят в темноте, за окном проносится моя жизнь, а он говорит:
- Можешь мне врезать, но я.
Мы все в том же тамбуре, и он так целуется, что я готов дать ему сам - тут же, на заплеванном полу, зная, что в любой момент из в вагона в вагон кто-то может пройти, но сейчас три часа ночи, и все должны спать, а мы с ним должны.
О, черт!
Он ритмично двигает головой, а я тяну его вверх, я хочу не так, я заслужил, я ведь заслужил!
Он сам спускает свои тесные джинсы и разворачивается ко мне спиной, я раздвигаю ему ноги коленом и просто еду от запаха его волос. Кто бы мог подумать. Волос.
Он подставляется нетерпеливо, ты что - все это время тоже терпел? Тоже дро. сука!
Я кончаю, сжимая кулак и упираясь головкой в его анус, я даже не вошел, блять!
Бормочу ему в шею извинения, а он поворачивается и целует меня, ошпаривая щетиной, и я обхватываю его голову, дергаю за волосы - и ему, наверное, больно, но мне слишком стыдно, и он слишком долго спал рядом.
Он кладет ладонь на мою задницу, и я послушен, как целка, и так же боюсь.
Я редко, но вообще.
Блять!
У него любрикант в кармане штанов, он трахает меня пальцем-двумя-тремя, и шепчет прямо в ухо:
- Тугой. суровый топ?
Мне хочется огрызнуться, но он гладит мой вялый член, и я поддаюсь, тычусь в его ладонь - у меня встает на него так быстро, что даже неприятно.
Он тоже кончает мгновенно, я только-только успеваю расслабиться, а он сжимает зубы на моем загривке. А потом сосет мне, и я молюсь матом, чтоб никому во всем поезде не нужно было в вагон-ресторан.
- Ты чего сразу не сказал?
- Не был уверен. Ну а ты-то? Так меня глазами ебал.
- И ты все равно не был уверен?
- Ну. я, блин, неуверенный.
- Я, блин, так и понял.
Когда я иду по платформе к представителю местной газеты, и краем глаза вижу, как он тонет в толпе, мне даже не жаль.
А в гостинице я обнаруживаю желтый стикер с номером телефона. Он приклеил его ко дну моего чемодана.
Гавнюк.
Майка искусает свои оранжевые губы, когда узнает, что я добровольно продлил командировку.
URL записи

Купание - как подготовка ко сну.

Вчера искупали малыша с хвойным экстрактом. Не знаю, так сложилось или действительно. так действует. Но сегодня ночью спал уже более менее прилично. Как бы первый сон с 21.30 до 0,15. А второй 1 до 4. Дальше немного нервое утро. Но с утра ( 6.45) веселый и жизнерадосный. Сегодня первый раз дали кашу (гречневую) - не рано ли (ГВ). Нам через 2 дня 5 месяцев. А какие ещё ванночки полезны и успокаюващие действуют перед сном.