шум и ярость

ааа, какое убийственное состояние,выворачивает наизнанку и все время тошнит. бьюсь головой об стену и твержу - все, все, все, с меня хватит.
я просто в плену 15 минут до сна, телефона фирмы нокиа, странной компании, февральской волны холодов, разбитых надежд и сигарет.
не знаю какую куклу вуду сжечь, что бы избавиться от этого раз и навсегда, конечно я знаю чего хочу!!как и все приличные люди - четверг, 5 часов вечера, летний сад, пасмурно, ветрено, + 22 и бродить бродить по аллеям, главное что бы деревья шумели.
п.с.моя надежда содрогается в предсмертных конвульсиях, ведь у нее осталось всего навсего 10 мин....я конечно могла бы вырвать ее из когтистых часовых стрелок, быстро лечь спать и наверное я бы уснула раньше чем она померла. но я видимо поумераю с ней, ведь надежда то МОЯ!

У меня вопрос к вам, мои дорогие

Мне тут снова хочется залезть в ракушку и там погрязнуть в депрессивных снах... В смысле, не хочется, конечно, но сопротивляться тяжело, ибо какая-то часть меня (ненавижу ее) туда тянется. Внимание, вопрос:
Что делать?
Сдаться
Ждать чуда
Сдаться в добрые руки и там ждать чуда
Смотреть Результаты
На самом деле, это я так, поныть... Скорей бы уже весна.

Вопрос дня: Утренняя дилемма

Если бы вам пришлось выбирать между сном или божественно вкусным завтраком, что бы вы выбрали? Ради какой еды вы бы могли проснуться ни свет ни заря или проделать долгий путь за ней?

Смотреть ответы (1717)

Кых... ПроснуЦЦа - могла бы. Эт не проблема.
Прошлепать босыми ногами (или похлюпать задниками тапок) в сторону кухни - эт да... То есть - спланировать свой потрясающе вкусный завтрак заранее.
Или, доехать до залитой солнечным светом пекарни, вытребовать себе кофе и наслаждаться завтраком, жмурясь на яркий свет и умиляться на вкусные запахи. Сидеть, лениво перелистывая журнал, который и не читаешь вовсе, пребывая в нирване...
Или, запрыгнуть в душ, нацепить на себя спортивной одежды, нестись летним утром в горы (предусмотрительно залив кофе в термос и купив две "самсы с дыркой" в известном месте)... остановиться где-нибудь в полях, завтракать любуясь видом не горы и задыхаясь от ощущения бесконечности пространства...
Или, угнездиться с утра на топчане (у воды), прикорнуть (загодя приготовив завтрак). Потом проснуться, удивиться (красота-то какая, хорошо-то как), потрапезничать и лениво свалить собственную тушку в лодочку или надувной матрас и качаться на воде до просветления сознания.
или...
много всего, на самом деле.

Сказка, теплое настроение и много уюта . . .

(Хочу поделится с вами, друзья мои, чудесной сказкой от одной девушки-волшебницы - Верочки!
И фото и ниже представленая сказка пренадлежит  enchantee_x  .
Советую удобней умостится в кресле и приготовится к путешествию в фантазию .)                ***
Вчера мне придумалось, что будь я героем сказки, я была бы старухой, живущей в фахтверковом доме над табачной лавкой. Лавка, небольшая и темная, загроможденая старыми дубовыми этажерками, ящиками с сигарами, жестяными коробочками шведского жевательного табака, невымытыми кофейными чашками, поцарапанными курильными трубками, брелками из янтаря и бирюзы и пыльными стеклянными банками с анисовыми леденцами, является единственным проходом в квартиру старухи. На двери в дальнем углу лавки приклеена пожелтевшая от табачного дыма бумажка: "Мадам Жервье принимает по четвергам после обеда. Просьба звонить в колокольчик." И медный колокольчик рядом с дверью, сияющий начищеными боками - единственный предмет в лавке, способный отражать цвет. Колокольчик этот, как ни странно, виден уже со входа, в него хочется звонить, теребить его руками и дышать на его блестящий бок, пока не запотеет. Но вряд ли кто-то позволит себе подобные вольности с колокольчиком мадам Жервье. Почти каждый четверг в табачной лавке появляется один, а иногда и два посетителя, табаком вовсе не интересующихся. Он или она переминается с ноги на ногу, с натянутым интересом рассматривает содержимое дубовых полок и набирается смелости. Табачник, делая вид, что не замечает посетителей, крошит круассаном на вчерашнюю газету. Он ужасно любопытен, но... Но в лавке царит неписанный закон: ни о чем не спрашивать посетителей в четверг после обеда и ни за что не отговаривать их. Табачник украдкой поглядывает на настенные часы с боем. Минута, десять а то и все сорок проходят, пока необычный посетитель вдруг не набирает в легкие спертого сигарного воздуха и не касается колокольчика.
Стоит затихнуть последнему дзинь, как дверь вглубине лавки открывается сама собой. За ней - длинная череда деревянных ступенек, нужно подниматься все выше и выше, цепляясь за сальные перила, чтобы не упасть. И удивительно, как в небольшом фахтверковом доме помещается столько лестниц. И наконец, без предупреждения, в конце очередного пролета - открытая дверь. То, что за дверью, пока не видно и только добравшись до последней ступеньки, задыхающийся от ходьбы по лестнице и волнения посетитель сталкивается нос к носу с дамой, закутанной поверх старомодного платья в яркую полосатую шаль. Как вы поняли, это я, точнее мой сказочный персонаж.
Дама безмолвно поворачивается и идет вглубь пространства за дверью, делая посетителю знак следовать за собой. При ближайшем рассмотрении заметно, что она вовсе невысокого роста и слегка ссутулится, руки ее украшены кольцами, в ушах кокетливо болтаются серьги, а аромат стелящийся за ней, напоминает духи дома Картье. Судя по звуку ее шагов, дама скорее обута в драгунские сапоги со шпорами, чем в домашние тапочки.
Тут надо отвлечься и объяснить, чем же промышляет мадам Жервье и что приводит к ней незнакомцев в четверг после обеда. Мадам Жервье дарит города. Да-да, именно дарит, а не продает. И именно города, но не какие попало, а те особые города с брусчатыми улицами, фонтанами, острокрышими домиками и оградами из жимолости. Или те, с красным кирпичем и черепицей, с туманами и мостами через широкую реку. Хороших городов в мире предостаточно. Мадам не помещает в газетах объявлений об услугах и не выбирает себе клиентуру. К ней приходят чаще всего люди, которым совершенно необходимо что-нибудь изменить, окончательно и бесповоротно. Вы не понимаете? Неужели вы никогда не шли по улице с чувством, что хочется исчезнуть и оказаться на краю света, чтобы все было другим. Проснуться кровати с резным изголовьем и, выбравшись из-под клетчатого одеяла, бежать в ночной рубашке в сад, дергать свежую морковку на завтрак и мазать свежевыпеченный хлеб медом. А потом идти на работу, в сувенирную лавку, или, куда уж лучше, в кондитерскую, или в кафе, стряхивать чистым полотенцем сахар с полированой барной стойки и болтать с завсегдателями, или стричь виноградники к урожаю, или оседлать желтый велосипед и развозить новогоднюю почту. Вот такие люди приходят к мадам Жервье.
Однажды в пространство за дверью пришла девушка по имени Малина. Не пробыв в лавке и десяти минут, она позвонила в колокольчик. "Любопытство? Безрассудность?" - подумал табачник. - "Она не выглядит ни одинокой, ни разочарованной, ей никак не больше двадцати-пяти. Странная посетительница." А у Малины действительно нет поводов для отчаяния: у нее есть удобное кресло в квартирке под самой крышей и золотая рыбка в пузатом аквариуме. Почтальон регулярно засовывает стопки писем в ее зеленый почтовый ящик, у нее даже есть очень любимый, а может и самый любимый мужчина, с которым так чудесно ездить в парк на велосипедах и там пить красное вино на лужайке. Просто Малина не любит зиму и ветер, задувающий снег в глаза и в рот, и сумерки, наступающие через полчаса от полудня, пустоту и отсутствие запахов. Да и камина в квартирке под крышей не предусмотрено, а плед спасает далеко не всегда. Да и нужен ли конкретный повод, чтобы пожелать все изменить окончательно и бесповоротно?
Мадам Жервье не задает вопросов, она приводит Малину в длинную несуразную комнату, заставленую старомодной мебелью. В ней два источника света: белое окно в красной раме, отбрасывающее тени на паркет и желтый торшер у противоположной стены. Белый и желтый свет делят комнату на две половины. Они уходят в желтый угол, к круглому столику, заваленому разноязычными словарями, журналами кроссвордов и игральными картами. С первого взгляда можно решить, что мадам Жервье пользуется в своей работе вульгарными методами гадалки; это вовсе не так, ее методы глубоко научны, а пасьянс она раскладывает в свободное время, для развлечения. Из-под стопки карт мадам извлекает старомодное пенснэ в золотой оправе и прикладывает его к малининому лбу. Это и есть метод: чтобы найти тот самый единственно возможный город, мадам Жервье пробирается в самые заветные воспоминания посетительницы - воспоминания о мечтах. Долго изучает картинки ее любимой книги об Антарктиде, шелест занавесок в детской комнате, вкус утренней каши, сны в ночь перед днем рождения, августовские запахи кухни, блестящие "секретики", закопанные под яблоней в саду, цвет первого в жизни велосипеда, холодок бус, стащеных из маминого комода.
Это очень утомительное занятие, но на лицах у обеих расплываются улыбки, они берут друг друга под руки, как старинные подружки и выходят из комнаты. Спускаются по знакомым Малине ступеням, но табачной лавки нет - дверь открывается прямо на залитую солнцем улицу. Малина замечает про себя, что дом, из которого они вышли, вовсе не фахтверковый, у двери не висит медный колокольчик и нет бумажки с часами приема у мадам Жервье. Улица тоже другая: мощеная желтоватым камнем, мягко вьющаяся, как река. Кажется, она совсем без углов, без подворотен, без высоких домов, закрывающих солнце. Малина не успевает ни удивиться, ни обеспокоиться переменам; улица несет ее как в лодке. Навстречу проплывают пожилые пары под ручку и школьники с ранцами, грызущие яблоки и шоколадное печенье. На дворе зима - это видно по голым деревьям и дыму из печных труб, но люди одеты нежарко - Малина тоже расстегивает пальто и разматывает шарф. Улица вливается в площадь с мраморным фонтаном, из площади вытекает следующая улица. Эта пахнет карамелью и миндалем: по обе стороны в ряд выстроились кондитерские, бакалейные и булочные, окна нижних этажей открыты и пухленькие булочницы, бакалейщицы и кондиторщицы перекликиваются через мостовую. Малине до смерти хочется миндаля, нащупав кошелек в вязанной сумочке, она врывается в ближайшую булочную... и замирает перед прилавком. На нем тоненькие печенья орейет, посыпанные миндальной стружкой, пухлые булочки с марципаном, круглые пироги Трех Королей, украшенные сверху цукатами и короной из золотой фольги, хрустящие цельными орешками краканты. Сам воздух в булочной такой горячий и сладкий, что, кажется, можно пить его чашками, как густой шоколад на молоке.
Малина не знает главного - времени мало и мадам Жервье не спускает с нее глаз. Путь их заканчивается у крыльца самого последнего дома на карамельно-миндалевой улице. Когда они туда дойдут, солнце опустится уже низко и заиграет зайчиком в окнах второго этажа. Белая кошка прибежит на порог и примется яростно тереться о белую дверь, просясь внутрь к теплому креслу. Если Малина за это время узнает город своей детской мечты и обрадуется ему, мадам Жервье молча отдаст ей ключи от белой двери и удалится пить свой вечерний кофе и раскладывать пасьянс. Если этого не произойдет, они вместе вернутся в табачную лавку (не спрашивайте, какой дорогой, это моя тайна) и там расстанутся. Малина пойдет домой зная, что ей уже никогда не позвонить в медный колокольчик, и проснувшись на следующий день постарается убедить себя, что все было сном.
А пока они идут по длинной карамельно-миндалевой улице, я покажу вам, совсем немножко, город, который мадам Жервье подарила Малине.

о Ней

Итак, та, что будоражит моё сознание, все мои органы чувств.
Та, что является моим допингом.
Та, которую я знаю и та, в которую я верю.
Это Она, моя дорогая, любимая Куба.
Нет, не думайте, что я предаю Родину, Россия - есть Россия, мать - есть мать.
Куба - это иное. Куба - это как любовник, ну или любовница, как хотите. :)
Куба - это мечта, с которой у меня всё серьезно.
Это вкусы, запахи и звуки, которые я узнАю из тысячи...
И это взаимно, иначе она не приходила бы ко мне во сне и не напевала бы мне тихонько наушко
мотив «Guantanamera».
«Если я когда-нибудь исчезну, ищите меня на Кубе» (с)