А то я не верю, что это не сон!

Масянечка, наслушавшись историй про Веру-покусанную-в-плацкарте:
- Девочки! Все так хорошо! Так хорошо!! Что мне просто срочно необходимо, чтобы меня кто-нибудь укусил за попу! А то я не верю, что это не сон!
В тот же момент рядом визуализируется местный мачо (при виде которого Мория, естественно, хмурится) со словами:
- А чё мы такие грустные? А чё, мы на стрессе, да? Нам здесь не нравится?
Битком набитый лифт, двери закрываются. В последний момент влетает еще одна барышня, и раздается раздраженное гудение, извещающее о том, что лифт перегружен. Барышня:
- Но я же похудела!!

я сейчас, чуваки и девчонки, решила умыться перед сном. пошла в ванную комнату через

я сейчас, чуваки и девчонки, решила умыться перед сном. пошла в ванную комнату через темный коридор, остановилась, чтобы включить свет. жму на выключатель - свет в ванной не зажигается. жму ещё раз - фиг там.
вот, блин, подумала я, опять лампочка перегорела, скоро разоримся на этих лампочках. а потом решительно шагнула в темноту, чтобы добраться до умывальника и зажечь специальный светильник, встроенный в зеркало. и въебалась со всей дури головой в закрытую дверь ванной комнаты. очки погнулись, голова трещит, прикладываю к лбу кусок замороженной курочки - шишка будет, наверно. зато лампочка ок, менять не надо.
вот такая история. сейчас дождусь, когда с курицы начнет капать, да и спать пойду. завтра новый день, полный веселых приключений.

Такое совсем-совсем девичье

Вообще она часто пишет мне в последние полгода: то нейтральные «как дела?», то жалобы на свои чересчур еще детские проблемы, то горделивые подробности из налаживающейся личной жизни, приправляя все настолько приторными обращениями, на которые и не всякая лучшая подруга способна. Но в каждой ее, казалось бы, невинной и отвлеченной строчке, усиленно чувствуется сквозняк взволнованного, не дающего ей длительными ночами покоя вопроса: «И что, он любит тебя больше, чем меня?».

Та женщина, что выдумала столь извращенный способ извалять в грязи зависти, ревности и позабытых сплетен свои чувства к мужчине, как дружба между бывшей девушкой и настоящей, была если не набитой дурищей, то уж точно безнадежной мазохисткой. Ведь там, где общаются такие две хрупкие величины - женщины, связанные еще более неосязаемой материей - любовью к одному и тому же человеку - неизбежно начнется зловещая игра в перетягивание каната: «- Как? Он не приносит тебе кофе в постель? Мне варил каждое утро! - Я, может быть, просто не люблю кофе! А зато он мне колечко подарил, во как!», - как бы искренне ни старались они этого избежать.

 

Ее всегда будет мучить вроде предсказуемая, но как-то отдаляемая всегда в сознании заменимость ее неповторимого образа. Она не сможет стоически выносить такое горькое известие: эта ничем не примечательная, ординарная совершенно, не сильно отличная от нее женщина теперь тоже знает шероховатое шевеление дорожки волос на слегка выдающемся к вечеру животе под аккуратно проезжающей по нему ладошкой, чувствовала не раз будто бы неизлечимый горьковатый привкус пива и сигарет, изучила манеру свободным южным ветерком юлить по кухне, варя макароны, не могла не умиляться привычке быстро, но притом слишком сосредоточенно жевать свой обед ее мужчины. Он, конечно, всегда остается ее, поскольку родился лишь в соприкосновении с ее пыльной бытовой действительностью и навеки исчез, оставив печальный шорох вспыхивающих непредсказуемо при виде знакомых мест и похожих движений воспоминаний, когда столь резко, обрывисто, несомненно попрощался с ней, убрал свои носки и шутки из мира ее квартиры. И теперь другая, чужая, со своими недоступными ее пониманию мыслями и привычками, со своим неинтересным прошлым живет теми секретными подробностями, которые составляли ее горделивую тайну так еще недавно. И как будто она застала ее внезапно обнаженной, будто прочитала бестактно всю драгоценную историю в бережно хранимых смс, истрепала то сладкие, то пронзительные откровения дневниковых записей. Неужели возможно то, что он сейчас любит ее так же - бог с ним даже, сильнее или слабее - но точно так же?! Так же перекидывает больно во сне свои тяжелые руки через ее плечи, заставляя ее испуганно пробуждаться, так же украдкой, словно и не заметив, целует ее, врываясь в дом после утомительной работы, поет ей в ровной тишине, очаровательно интересной для двоих влюбленных, те же песни, так же деланно высоко подкидывает ее руку, крепко сжатую в его ладони, идя прыгающей походкой с ней в магазин, так же невзначай поднимает ее стоймя в воздух, сам картинно прогибаясь и гулко охая, словно в обхвате у него замер стотонный груз?! Разве это, черт возьми, не мерзкое предательство?!

Да, разумеется, он будет любить ее так же; как любил до того не одну женщину и станет любить, возможно, некоторых оставшихся. Человек не меняется, и привычка его говорить, шутить, ругать, ласкать не изменится ради новой женщины, поскольку не научится он для нее по-новому ходить, крутить головой и улыбаться. И все же будет иначе, когда его общие нежность и трепет соприкоснуться с повадками иного человека, ее привычкой, не найдя нужных слов, смешливо дуть в ухо, где выдается маленький, робкий отросток, звонко целовать в живот перед сном, играючи бросать ноги на простор его коленей, неритмично пританцовывать, плавно добавляя кипяток в его кофе - и это будет уже другая, с неугаданным началом и непредсказуемым финалом история.

Только она, получая нервы затуманенных сообщений, начнет выращивать в себе ревностную зависть: эта неприметная женщина ведь знает о нем столько же, сколько знаю и я, и даже успела изучить еще больше. Возможно ли, что доверительно сказанные мне слова, тихие ласкающие прозвища, чудом вспомненные маленькие истории из детства некогда слушали довольно и ее уши, что он успел восхититься и ее сомнительной красотой, и почувствовать внезапный порыв нежности к одной ее ненароком выпроставшейся из-под одеяла ступне, что с истинным любопытством спрашивал о ее учебе, работе, интересах, яростно болел за ее победы и вкрадчиво убеждал не плакать от поражений?! Как он мог дарить все то же сокровенное, теперь частичку и моей жизни, потусторонней, взявшейся словно ниоткуда и так остающейся для меня нигде женщине?! Как умудрился уже довольно прожить уют нашего сообщнического счастья с другой?! И когда-нибудь, спустя месяцы, а может, годы она станет так же жадно собирать воедино мельчайшие символы их безвозвратно сгинувшей совместной радости, отчаянно отказываясь верить, что свидетельницей выстраданного ею мира из комплиментов, подарков и пошловато-глупых нежностей стала очередная незнакомка.

Вздор! Один человек не может любить по-разному, но невозможно и разных людей любить одинаково. И в отдельное, привычное слово, означающее затертое человеческое понятие будут вложены всегда другие оттенки потайных смыслов, и каждая новая женщина красочной тенью переменит все прежнее, привычное в незнакомые тона, не затемнив притом бессознательную связь отдельных звуков, запахов, пейзажей, памятных подробностей с предельно иной предыдущей. И уж нет глупее размышлений, какое чувство сильнее, а какое слабее - будь они сходны в самой элементарной бытовой мелочи, все равно в широком смысле останутся недостижимо различными, каждая по-своему сильна и памятна, любая в настоящем самая безграничная, а в прошлом трогательно маленькая, съежившаяся до размеров редких ностальгических проблесков, но все же неповторимая.

Однако круговерть мучительных женских навязанных дружб или напряженных слежек втихомолку всегда останется одинаковой.

 

Будет ли по другому?...

Глупая, ну хочешь - плачь
Я буду за руку тебя держать
Больно, я то знаю где
На самом дне души, что не достанет
Те, кому мы не нужны
Каждую ночь без стука в наши сны
Так скажи мне, правда чья
Нам - это боль, а им Господь - судья
Они нам дуло к виску
Они нам вдребезги сердца
А мы за ними во тьму
А мы за ними в небеса
Они нам реки измен
Они нам океаны лжи
А мы им веру взамен
А мы им посвящаем жизнь
Кому, зачем?
А мы им посвящаем жизнь
Кому, зачем?
Ждать звонка и не дышать
Что же ты делаешь? - Ему не жаль
Глупая, ну хочешь - плачь
Я буду за руку тебя держать
Что же это по щеке
Учишь меня, да только сердце с кем
Так скажи мне, правда чья
В клочья душа, но им Господь - судья
Они нам дуло к виску
Они нам вдребезги сердца
А мы за ними во тьму
А мы за ними в небеса
Они нам реки измен
Они нам океаны лжи
А мы им веру взамен
А мы им посвящаем жизнь
Кому, зачем?
А мы им посвящаем жизнь
Кому, зачем?

Продолжаем путешествовать по Черногории...

Часть вторая. Ловчен.
Ловчен (серб. Ловћен) - гора и национальный парк на юго-западе Черногории. Гора имеет две вершины, Штировник (1,749 м) и Језерски врх (1,657 м).
На вершине "Језерски врх" находится мавзолей Петра II Петровича Негоша. Вот туда то мы и поехали..
В общем, поехали мы на этот верх :)
Вот кстати сверху здесь видно - слева Бечичи, а справа виднеется Будва (это если кто собрался домик прикупить)
А с этой вот вершины, где метео-вышка прыгают чуваки на парашютах.. и потом приземляются к нам на пляж :)) мы их окрестили
Эх.. дорооогииии... (мне во сне еще они снятся - эти поворты и подьемы)
Приехали на самый верх. К мавзолею..
Причем Негоша тогда спрашивают - давай мы тебя похороним на самой высокой горе - в Дурмиторе. Нет, говорит, после меня найдутся еще великие Черногорцы - вот их и похороните..
На верху есть небольшая парковка.. правда милая? :)))
Далее - вход в гору :)
И по ступенькам еще вверх и вверх :)
Вид, открывающийся с горы..
Вот такой вот мавзолей стоит среди облаков..
Усыпальница Негоша.
За мавзолеем идет тропинка на смотровую площадку. Ощущения волшебные - никаких заборчиков - справа и слева небо и облака (а еще у меня на на этой тропинке тапки разьезжались - чтоб не свалится - пошла босиком)
Павел кагбе показывает нам: - Воооон внизу Которский Залив..
Спустились. У подножия Ловчена купили Пршута (местное оч копченое мясо) и вижу вот такую вот картину - я подумала, что это специально так вот все расставили. Инсталяция, блин :)))
Обратная дорога. Внизу справа Которский Залив - а по центру можно разглядеть посадочную полосу аэродрома в Тивате.
А вообще, кто что продают, а эти вот - кучу :))))
з.ы. Куча, по Сербски - дом..
продолжение следует..