понедельник, 16 ноября 2009 г.

Доброй ночи)


Устала...НО ночь будет лёгкой и спокойной. Потому что я весь вечер общалась с человеком, который меня понимает. Прятных снов вам, друзья)
Вот ещё цитата, подумайте и поделитесь сомной своим мнением;)
В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле.©

Доброе утро, а нам уже месяц!

Любимый Шу.. Сегодня у нас первый семейный праздник!!! :) Уже месяц я чувствую себя самой счастливой девушкой на свете.. Почему? Ну что за глупый вопрос ты задаёшь мне, пряничек? :) Да потому что у меня есть ТЫ! Самый умный, самый нежный, заботливый, обаятельный, смешной, умеющий поддержать! Мужчина, который не утешает меня фразами вроде "всё хорошо!!!", а говорит "всё х*ёво, но я с тобой!". Мой лучик света в хмурый осенний день.. Моя таблетка викодина в "трудные" минуты.. Только тебе я могу позвонить и сказать "бл*ть, ну это пиздец!" и услышать в ответ "Любимая, я тебя слушаю, вещай! :)". В тебе собраны такие поразительные качества, которые помогают быть для меня другом, подругой, любовником, любимым мужчиной, папочкой.. ;) Именно таким в моих мечтах и был тот, самый-самый главный, мужчина в моей жизни. My №1 boy... My Congratulations! It's you...;)
Я не могу даже точно подобрать слова, которыми я могла бы выразить всю силу моих чувств, показать всю бурю эмоций, которые взрывают мне голову, когда я чувствую твоё тепло..Вижу твою улыбку.. Чувствую твой запах.. Я просто хочу сказать, что хочу разделить с тобой вечность на двоих. Рядом с тобой я действительно ЖИВУ.
Спасибо тебе, милый, за то, что ответил на то сообщение именно так.. Спасибо за то, что сжимал мою руку в тот вечер.. Спасибо за то утро.. В котором было так много жёлтого и немного неуютного молчания между нами, ведь это было невероятно странно видеть в тебе мужчину своей мечты, который всегда был так близко, а не просто друга.. Спасибо..
Я люблю тебя! Люблю, как никого и никогда.. И я буду рядом. Всегда. Чего бы это не стоило. Ты ведь знаешь это...
Ты делаешь счастливой меня, именно поэтому я дарю тебе себя.. Всю.. Без остатка.. С праздником пряничек!!! :-* терпения тебе.. Ведь у меня не самый сладкий на свете характер, хотя до некоторых личностей мне далеко, но всё же.. Я стараюсь унять своё "я" и делать тебя счастливым..;) Теперь это моя прямая обязанность!!!... Люблю... :-*
P.s. Ярких оранжево-жёлтых снов тебе, мой ванильный мишка! ;) И самого доброго утра , заранее...;-*

Скоро!

Андрей Немзер
«Красное колесо» Александра Солженицына: опыт прочтения
Тираж: 2000 экз.
ISBN 978-5-9691-0506-5
84x108/32, 368 страниц, иллюстрации: Нет.
В книге известного критика и историка литературы, профессора кафедры словесности Государственного университета - Высшей школы экономики Андрея Немзера подробно анализируется и интерпретируется заветный труд Александра Солженицына - эпопея «Красное Колесо»
18 ноября 1836 г. студент-первокурсник физико-математического факультета Ростовского университета Александр Сол-
женицын решил, что он должен написать большой роман русской революции. Будущему великому писателю еще не исполнилось восемнадцати лет. Задуманная им книга, обернувшаяся в итоге десятью томами и получившая название Красное Колесо. Повествованье в отмеренных сроках, была завершена в 1989 г. В 1991-м ее полная версия открылась читателю в 19-м и 20-м томах двадцатитомного Собрания сочинений Солженицына (Вермонт Париж: YMCA-press) был опубликован Апрель Семнадцатого с присовокуплением Конспекта ненаписанных Узлов В те полвека с лишком, что разделили замысел и его воплощение, вместились: война; арест, тюрьма и следствие; лагеря и ссылка (которая должна была стать пожизненной); одоление смертельного недуга; беспрестанное потаенное писательство (в том числе создание первых редакций романа В круге первом прорыв немоты (публикация в № 11 Нового мира за 1962 г. рассказа Один день Ивана Денисовича всероссийская слава (хотя в отечестве удалось напечатать еще всего лишь четыре рассказа) и слава всемирная (8 октября 1970 г.Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе); противоборство со свирепым и бессовестным партийно-советским государством; напряженная и взрывоопаснаяработа над опытом художественного исследования Архипелаг ГУЛАГ его публикация (первый том увидел свет в Париже 28 декабря 1973 г.), оказавшая огромное воздействие наход мировой истории в последние десятилетия XX в.; изгнание из России (13 февраля 1974 г. арестованный накануне писатель был насильственно доставлен в Германию жизнь на чужбине; многие тома художественных и публицистических
сочинений.
По возвращении в Россию (1994) Солженицын продолжал
вносить исправления в текст «Красного Колеса» - окончатель-
ная его редакция представлена в выходящем ныне тридцати-
томном Собрании сочинений, которое издательство «Время»
5
открыло публикацией тома «Рассказов и крохоток» (напоми-
ная, что первым услышанным миром и преобразившим мир
словом Солженицына был рассказ «Один день Ивана Денисови-
ча») и двух томов «Августа Четырнадцатого», за которыми по-
следовали и три остальных Узла «повествованья в отмеренных
сроках». Так случилось, что представление общественности на-
чальных книг Собрания пришлось на 18 ноября 2006 г. - со
дня, когда ростовский студент различил первые неясные конту-
ры своего заветного труда, прошло ровно семьдесят лет. Все эти
годы были временем «Красного Колеса», все написанное Сол-
женицыным, от первых литературных опытов, лишь сравни-
тельно недавно ставших достоянием читателя, до «Архипела-
га.», переведенного на множество языков и хотя бы по назва-
нию известного миллионам людей, обретающихся по всей
Земле, все жизненное дело нашего великого соотечественника
(и совсем недавно - современника) существует при свете «по-
вествованья в отмеренных сроках» - трагического эпоса о по-
беде революции над Россией.
Едва ли в истории литературы найдется другой пример
столь страстной верности художника своему замыслу, столь
неуклонного движения к некогда счастливо угаданной цели.
Уже одно это обстоятельство должно было бы заставить чита-
телей отнестись к «Красному Колесу» с особым вниманием. Ес-
ли мы по-настоящему, а не ритуально ценим «Один день Ива-
на Денисовича» и «Матрёнин двор», «В круге первом» и «Рако-
вый корпус», «Правую кисть», «Как жаль» и «Пасхальный
крестный ход», крохотки и «Архипелаг ГУЛАГ», если ищем
и находим в этих и других произведениях Солженицына новые
и новые (подчас неожиданные) большие смыслы, если видим
в их авторе великого писателя (о тех, кто мыслит на сей счет
иначе, здесь речь не идет), то, кажется, невозможно игнориро-
вать труд, которому он посвятил всю свою жизнь.
Увы, возможно. Мы вправе указать на ряд исследований
и эссе, в которых глубоко и проницательно характеризуются
те или иные эпизоды и персонажи «Красного Колеса», его
«приемы», авторская позиция, переклички с литературной
(исторической, философской, публицистической) традицией,
но едва ли кто-то осмелится назвать «Красное Колесо» книгой
6
прочитанной. Не осмелится - и будет прав, хотя такое опре-
деление не только допустимо, но и естественно (при понят-
ных и отнюдь не этикетных оговорках о неисчерпаемости ху-
дожественного смысла) в разговоре о «Евгении Онегине»,
«Мертвых душах», «Войне и мире» или «Братьях Карамазо-
вых».
Здесь не место для выяснения и обсуждения совокупности
разнородных причин сложившейся ситуации - это тема для
отдельного (трудоемкого и очень нерадостного) исследова-
ния. Могу лишь заметить, что, на мой взгляд, Солженицына
всегда читали слишком быстро. Это относится и к тем сочине-
ниям, что были напечатаны в «Новом мире» (далеко не все чи-
татели могли да и хотели разглядеть за «злободневной» соста-
вляющей «Одного дня.», «Матрёнина двора», «Случая на
станции Кочетовка», «Для пользы дела» и «Захара-Калиты» глу-
бинную их суть), и к тем, что ходили в самиздате (еще до вы-
сылки писателя его «легальной» прозе стал навязываться «сам-
издатский» статус; с 14 февраля 1974 г., когда Главное управле-
ние по охране государственных тайн издало приказ об
изъятии произведений Солженицына из библиотек, пять про-
бившихся в советскую печать рассказов окончательно сравня-
лись с безусловно запретными сочинениями, уже изданными
и издававшимися позднее на Западе). «Красное Колесо» оказа-
лось в особенно тяжелом положении - расширенную редак-
цию «Августа Четырнадцатого» и «Октябрь Шестнадцатого»
(опубликованы в 11-14-м томах вермонтского собрания
в 1983-1984 гг.) было не только опасно читать в России, но
они были и почти недоступны. То, что мне выпало прочесть их
вскоре по выходе, считаю удачей, случайной и счастливой.
Опубликованный в Вермонте же в 1986-1988 гг. (тома 15-
18) «Март Семнадцатого» я «добыл» уже в новую эпоху. Под-
черкну: я был московским гуманитарием, то есть принадле-
жал к кругу, в котором неподцензурные тексты циркулировали
гораздо свободнее и активнее, чем в любом ином. Публикаци-
онное наводнение конца 1980-х - начала 90-х годов тоже ху-
до споспешествовало вдумчивому чтению. Одновременно пуб-
лике стало доступным великое множество сочинений весьма
разных авторов и весьма разного качества. Понятное (очень
7
человеческое) желание наверстать упущенное за долгие годы
строго дозированного советского рациона и приобщиться ра-
зом ко всему (позднее трансформировавшееся в равнодушие
к любой серьезной словесности), господствующая в обществе
установка на «плюрализм любой ценой» и резко ускоривший-
ся бег истории сильно мешали сделать осмысленный выбор.
Четыре Узла «Красного Колеса» на протяжении четырех лет пе-
чатались в пяти журналах («Август Четырнадцатого» - «Звез-
да», 1990, № 1-12; «Октябрь Шестнадцатого» - «Наш совре-
менник», 1990, № 1-12; «Март Семнадцатого» - «Нева»,
1990, № 1-12; «Волга», 1991, № 4-6, 8-10, 12; «Звезда»,
1991, № 4-8; «Апрель Семнадцатого» - «Новый мир», 1992,
№ 3-6; «Звезда», 1993, № 3-6). Требовалась не только доб-
рая воля, но и изрядный запас энергии, чтобы собрать (и тем
более проштудировать) эту рассыпанную громаду. К сожале-
нию, и появление репринтного издания «Красного Колеса»
(М.: Воениздат, 1993-1997) существенно картины не измени-
ло. «Повествованье в отмеренных сроках» прочли далеко не
все, кому его адресовал автор, а слишком многие из тех, кто
его все же прочел, сделали это бегло, словно бы заранее зная,
что в десяти томах сказано.
Между тем поэтический мир «Красного Колеса» организо-
ван совсем не просто, а глубокие, неоднозначные, иногда
меж собой конфликтующие размышления Солженицына
(о мире и месте в нем человека, общем ходе истории и его
трагическом изломе в начале XX в., России и Европе, мучи-
тельной и нерасторжимой связи нашего прошлого и нашего
будущего и т. д.) куда как далеки от расхожих и «удобных»
для недобросовестной полемики штампов, которыми они то
и дело подменяются. Неспешно и пристально читать «Крас-
ное Колесо», следить за движением авторской мысли, фикси-
ровать неожиданные мотивные переклички, которые броса-
ют новый свет на «понятные» эпизоды, всматриваться в лица
и разгадывать души множества неповторимых персонажей,
вслушиваться в мелодию солженицынской фразы, открывать
в тексте, только что казавшемся тебе знакомым и прозрач-
ным, новые смысловые обертоны - настоящая радость. Не-
достижимая, как и при общении с другими великими книга-
8
ми, без достаточно напряженной интеллектуальной и душев-
ной работы.
Как-то в середине 90-х остроумный коллега, одарив меня
широкой улыбкой, сообщил: «Есть свежий анекдот. Про вас.
Короткий». И подмигнув, спросил: «Рассказать?» Я не стал
скрывать понятного (думаю, простительного) любопытства.
И услышал: «А. Н. прочитал пять раз подряд “Красное Коле-
со”». Пришлось разочаровать собеседника (скорее всего он же
был автором этой, притворяющейся анекдотом, в общем удач-
ной эпиграммы). Признался я, что столь впечатляющих ре-
зультатов, увы, не достиг. Но готов в этом направлении рабо-
тать. Не знаю, что бы сказал сейчас. Потому что понятия не
имею, сколько раз перечитывал каждый из Узлов (наверно,
«Апрель.», о котором писал позже всего, - больше, чем три
остальных, ибо обращаться к нему приходилось и когда рабо-
тал с «Августом.», «Октябрём.», «Мартом.»). Не считал.
Так ведь и с Державиным, Жуковским, Пушкиным, Тютчевым,
Гоголем, Лермонтовым, Некрасовым, Гончаровым, Тургене-
вым, Островским, Фетом, Достоевским, Толстым, Чеховым,
Анненским, Блоком, Ходасевичем, Пастернаком, Мандельшта-
мом, Булгаковым, Набоковым и много кем еще (с весомой ча-
стью русской литературы) - та же самая история. Вне зависи-
мости от того, занимался я тем или иным художником специ-
ально или нет, люблю его очень сильно - как, например,
Солженицына - или «не очень».
Да, я много, используя навыки историка русской литерату-
ры, азартно и с удовольствием читал Солженицына (разумеет-
ся, не одно «Красное Колесо»). И уверен, что буду его перечи-
тывать и по выходе этой книги. Мне это важно. Думаю, не мне
одному. Именно поэтому я счел возможным поделиться своим
опытом читателя «повествованья в отмеренных сроках» с те-
ми, кому дороги (или, скажем аккуратнее, интересны) Солже-
ницын и дело его жизни.
Предлагаемая вашему вниманию книга, как и опублико-
ванные в выходящем Собрании сочинений сопроводительные
статьи к четырем Узлам, из которых она сложилась, не могут
и не должны рассматриваться как историко-филологическое
исследование. Хотелось иного - провести читателя по тем ла-
9
биринтам солженицынской поэтической мысли, что не отпус-
кали и не отпускают меня уже не второе десятилетие. Это
именно «опыт прочтения» или, если угодно, путеводитель по
огромному миру «Красного Колеса».
Отсюда ряд особенностей моего сочинения, неуместных
в работе научной, но здесь, кажется, оправданных жанровой
задачей. Так, за кадром остаются многие весьма интересные
и требующие тщательного рассмотрения проблемы. Напри-
мер, вопрос о работе писателя с источниками - официальны-
ми документами, газетами, эпистолярием, мемуаристикой,
как известными прежде, так и впервые выводимыми на свет
автором «Красного Колеса». Или анализ весьма пестрого
и своеобразного лексического состава повествования, особен-
ностей его синтаксиса и пунктуации. Или обследование пере-
ходов от авторской к несобственно прямой речи, постоянной
и прихотливой смены точек зрения (об этом говорится и мень-
ше, и случайнее, и огрубленнее, чем следовало бы). Да и сюже-
тосложение, композиция, характерология, система символи-
ческих лейтмотивов, реминисценции классики и словесности
Серебряного века в монографии, адресованной профессиона-
лам, описывались и интерпретировались бы более строго
и дифференцированно. И вследствие того - суше, чего мне
в этой книге хотелось избежать. По той же причине я созна-
тельно избегал ссылок на работы коллег, в том числе высоко
ценимые и сказавшиеся на моих размышлениях о «Красном
Колесе». Не только полемика, но и уточнение позиций (даже
сходные наблюдения и выводы, как правило, получают у раз-
ных авторов далеко не тождественные огласовки) сильно от-
влекают от сути дела - реальности художественного текста
и его истолкования. Я предлагаю свой опыт прочтения солже-
ницынского эпоса - о том, как понимают «Красное Колесо»
(отдельные его Узлы, сюжетные линии, поэтический строй, ис-
торическую и философскую концепцию) другие историки ли-
тературы и критики, читатель при желании сможет узнать, об-
ратившись к их трудам, перечисленным в замыкающем книгу
списке литературы.
Наконец, но не в последнюю очередь избранный мной
жанр обусловил композицию книги. В пяти главах последова-
10
тельно, один за другим, анализируются четыре Узла и Кон-
спект ненаписанных Узлов. Мы движемся по тексту «Красного
Колеса», наблюдая не только ход истории (объект Солженицы-
на), но и смысловое возрастание самого повествованья. Разу-
меется, обойтись без возвращений к уже прочитанному было
невозможно. Как и без заходов (не частых, но порой крайне
необходимых) в текстовое будущее. Загадка, которой Варсо-
нофьев озадачивает уходящих на фронт Саню и Котю («Август
Четырнадцатого»), получает разгадку лишь при второй встре-
че молодого героя со «звездочётом» («Апрель Семнадцатого»).
Это случай особенно яркий и наглядный, но далеко не единст-
венный. Не избегая повторов вовсе (истолкованный ранее
эпизод в новом, расширившемся, контексте приобретает не-
сколько иную смысловую окраску, изменения персонажей за-
ставляют иначе оценивать их прошлое), я все же стремился
идти от «начала» к «концу». В частности, потому довольно под-
робно анализировал зачинную главу «Августа.», финаль-
ную - «Апреля.» и Пятый Эпилог - формально не включен-
ную в состав «повествованья», но значимо в нем присутствую-
щую трагедию «Пленники». Такой подход не подразумевает
предварительного «общего взгляда» на рассматриваемое (по-
стигаемое) нами сочинение. Его неповторимая стать, его ми-
ровоззренческие основы, его поэтика, его органические связи
с большой литературной традицией, целым солженицынского
космоса и судьбой автора должны раскрываться читателю по-
степенно, становясь - по мере движения от Узла к Узлу - все
более отчетливыми.
Ограничусь лишь двумя тезисами общего характер - оба
будут не раз конкретизироваться и уточняться в дальнейшем.
Во-первых, читая «Красное Колесо», в равной мере важно все
время помнить и об «отдельности» и «особости» каждого из че-
тырех Узлов (имею в виду не только и не столько самоочевид-
ное различие «исторического материала», но изменения худо-
жественного языка, жанровые модификации, сказывающиеся
на колеблющемся балансе «личного» и «исторического», а по-
тому - на сюжетосложении и композиции), и о смысловом
единстве целого, общей перспективе повествованья, его худо-
жественной завершенности. Последнему вовсе не противоре-
11
чит изменение первоначального авторского замысла - оста-
новка рассказа о русской революции на «Апреле Семнадцато-
го». Эта проблема подробно рассматривается в IV и V главах
предлежащей книги.
Во-вторых, Солженицын твердо убежден, что революция
разрушает не один государственный строй, но истинный ми-
ропорядок. Это бунт против Бога; главная цель революции -
низвержение и унижение свободного человека, созданного по
образу и подобию Божьему. Все остальное - сокрушение госу-
дарства, хозяйства, общества, культуры - промежуточные
этапы на пути к полному порабощению человека, уничтоже-
нию личности как таковой. Революция вершится людьми, за-
бывшими Бога (и потому не ведающими, что творят, какую
участь себе же выковывают), но и противостоят революции
тоже люди. Те, в ком живы нравственные начала, те, кто уга-
дывает свое назначение, те, кто, оставаясь на своем месте,
хранят верность долгу и высшим заветам. Борьба добра и зла
идет не только в политической сфере, но и - прежде того -
в человеческих сердцах. Завораживающе подробно реконстру-
ируя историческую реальность 1914-1917 годов и вписывая
в нее многочисленные линии «личных» - вымышленных -
сюжетов, Солженицын выстраивал единую книгу, ищущую от-
веты на три теснейшим образом связанных мучительных воп-
роса:
Почему революция победила Россию?
Что значила победа революции для нашей страны и всего
мира?
Сумеем ли мы (или наши дети и внуки) остановить всесо-
крушающий безжалостный раскат Красного Колеса?
Дабы ответить на эти вопросы, дабы обрести вновь исто-
рию и Россию, дабы наметить путь в будущее (а об этом Сол-
женицын думал всю жизнь), надо, не игнорируя сферу полити-
ческой истории вовсе, над ней возвыситься. Что и происходит
в «Красном Колесе», где человеческие истории постоянно со-
прягаются с историей человечества, ибо разыгрываются в еди-
ном - не нами созданном - мире.
Мне кажется, что важными ориентирами при чтении
«Красного Колеса» могут послужить два небольших фрагмента
12
этого повествованья. В одном речь идет об истории как орга-
нической части истинной жизни, в другом - о самой жизни,
которая никогда не может вполне подчиниться сколь угодно
остервенелому злу.
История растёт как дерево живое. И разум для неё топор, разу-
мом вы её не вырастите. Или, если хотите, история - река, у неё
свои законы течений, поворотов, завихрений. Но приходят умни-
ки и говорят, что она - загнивающий пруд, и надо перепустить её
в другую, лучшую, яму, только правильно выбрать место, где ка-
наву прокопать. Но реку, но струю прервать нельзя, её только на
вершок разорви - уже нет струи. А нам предлагают рвать её на
тысячу саженей. Связь поколений, учреждений, традиций, обыча-
ев - это и есть связь струи.
(А-14: 42)*
Так наставляет отправляющихся на войну юношей «звездо-
чет» Варсонофьев, чей голос здесь сливается с авторским.
А вот о чем думают один из этих юношей (Саня Лаженицын)
и десять дней назад впервые встреченная им девушка (Ксенья
Томчак), сразу поверившие, что они - суженые. Так счастли-
во и полно поверившие, что их мысли (или речи?) нельзя раз-
делить. Как и отделить от сплавившихся воедино голосов пер-
сонажей (чьи прототипы - родители автора) объемлющий их
голос самого Солженицына:
13
* Здесь и далее «Красное Колесо» цитируется по последней авторской
редакции: Солженицын Александр. Собр. соч. В 30 т. М.: Время, 2006-
2009. Т. 7-16. Поскольку издание это доступно не всем читателям,
при цитировании или упоминании эпизодов отсылки в скобках дают-
ся не к томам и страницам, а к Узлам и (после двоеточия) главам. Для
обозначения Узлов используются сокращения: А-14 - «Август Четыр-
надцатого»; О-16 - «Октябрь Шестнадцатого»; М-17 - «Март Семна-
дцатого»; А-17 - «Апрель Семнадцатого». Если буквенное сокращение
отсутствует (приведена только цифра), имеется в виду тот Узел, кото-
рому посвящена соответствующая глава предлежащей книги. Напри-
мер, в Главе I ссылка на эпизод беседы Сани и Коти с Варсонофье-
вым - (48), в Главе IV ссылка на тот же эпизод - (А-14: 48). Все спе-
циально не оговоренные шрифтовые выделения в цитатах (курсив,
разрядка, прописные буквы и др.) принадлежат Солженицыну.
Война, - но от любви, от веры в продолжение нашей жизни -
такая крепость!
Есть ли что-нибудь на свете сильнее - линии жизни, просто
жизни, как она сцепляется и вяжется от предков к потомкам?
(А-17: 156)
Многие положения этой книги оформились в ходе подго-
товки и чтения спецкурса о творчестве Солженицына в Тарту-
ском университете (2001) и общих историко-литературных
курсов в Российской академии театрального искусства (ГИ-
ТИС) и в Государственном университете - Высшей школе эко-
номики (отделение политической и деловой журналистики).
Некоторые разработанные в книге темы легли в основу докла-
дов, прочитанных на Международной конференции к 90-ле-
тию А. И. Солженицына «Путь А. И. Солженицына в контексте
большого времени» (Москва, 2008), Лотмановском семинаре
(Тарту, 2009), Международном коллоквиуме «Наш современ-
ник Александр Солженицын» (Париж, 2009). Я признателен
всем коллегам и студентам, что слушали мои лекции и докла-
ды, задавали вопросы, участвовали в обсуждениях.
Моя книга не была бы написана, если бы на протяжении
долгих лет мне не довелось разговаривать о Солженицыне (ко-
нечно, не только о «Красном Колесе», но и о других его сочине-
ниях, его судьбе, его миссии, его месте в истории России и рус-
ской литературы) с очень разными людьми. В первую очередь,
с моими родителями - Лидией Петровной Соболевой (1924-
1998) и Семеном Ароновичем Немзером (1923-2007). От них
я узнал о том, что есть такой писатель; они предложили то ли
восьми-, то ли девятилетнему мальчику прочитать рассказ «За-
хар-Калита» («Ведь тебе интересна история?»); с ними быст-
ро, страницы передавая (а как иначе?) читал самиздатскую
машинопись романа «В круге первом»; с ними переживал ужас
от высылки Солженицына и вырезал из газет лживые заметки,
клеймящие «литературного власовца» (сходный комплект вы-
резок отец собрал о «деле Пастернака»; сохранились оба); с ни-
ми слушал по «Немецкой волне» сквозь треск глушилок главы
«Архипелага.»; с ними (особенно подолгу с мамой) обсуждал
уже в другую эпоху «Красное Колесо».
14
Я сердечно благодарен другим моим собеседникам (иног-
да - резким и въедливым оппонентам), давним и недавним,
утратившим всякую со мной связь и сохранившим по сей день
добрые отношения, ушедшим - А. Л. Агееву, Б. И. Берману,
С. И. Липкину, А. А. Носову, А. М. Пескову, - и здравствую-
щим - П. М. Алешковскому, А. Н. Архангельскому, Е. Г. Бальза-
мо (Орловской), Л. В. Бахнову, М. В. Безродному, В. М. Белоусо-
вой, С. Г. Боровикову, А. М. Гладковой, М. В. и А. Б. Голубовским,
Г. Н. Гордеевой, А. В. Дмитриеву, А. Л. Зорину, Н. Н. Зубкову,
А. А. Ильину-Томичу, В. Я. Калныньшу, И. М. Каминскому,
Е. А. Кантор, Т. Ю. Кибирову, Л. Н. Киселевой (кроме прочего, по
ее настоятельной инициативе в 2001 году я читал спецкурс
о Солженицыне в Тартуском университете), М. А. Колерову,
С. П. Костырко, Р. Г. Лейбову, О. А. Лекманову, И. А. Лепихову,
И. В. Машковской, Г. И. Медведевой, В. К. Мершавко, Г. Л. Мик-
сон (в ее киевской квартире выпало читать «В круге первом»),
В. А. Мильчиной, А. А. Немзер, Ж. Нива, А. Л. Осповату, Н. Г. Охо-
тину (благодаря которому я познакомился с двухтомным «Авгу-
стом Четырнадцатого» и «Октябрем Шестнадцатого»), Б. Н. Пас-
тернаку, Е. Н. Пенской, Л. Л. Пильд, А. А. Поливановой-Барано-
вич, К. М. Поливанову, В. Ю. Потапову, О. А. Проскурину,
Н. А. Рагозиной, К. Ю. Рогову, А. И. Слаповскому, Л. И. Соболеву,
М. Ю. Соколову, Н. П. Соколову, Е. Н. Солнцевой, И. З. Сурат,
Р. Темпесту, Т. Л. Тимаковой, Е. В. Харитоновой, М. О. Чудаковой,
С. И. Чупринину, Е. А. Шкловскому, Е. Я. и А. Д. Шмелевым,
Д. В. Шушарину, Т. Н. Эйдельман.
Книга, как было сказано выше, выросла из сопроводитель-
ных статей к четырем Узлам «Красного Колеса» в тридцати-
томном Собрании сочинений. Александр Исаевич и Наталия
Дмитриевна Солженицыны читали первоначальные варианты
статей. Статья об «Апреле Семнадцатого» была завершена уже
после смерти Александра Исаевича; с ней работала только На-
талия Дмитриевна. Их доброжелательные, конструктивные
и точные замечания я по мере разумения стремился учесть
при доработке статей и складывании книги. Не могу найти
надлежащих слов, чтобы выразить переполнявшее при всех
наших беседах и навсегда оставшееся со мной чувство восхи-
щенной благодарности автору и первому редактору «повество-
15
ванья в отмеренных сроках» - благодарности за мудрые
и стимулирующие мысль советы, снисходительность к моим
промахам, высокое доверие, одарившее меня счастьем работы
над истолкованием «Красного Колеса».

12

Как же мне не нравятся эта лунная активность.
Сегодня я посетила 5 снов, все на больную тему.
Что имеем в итоге? Голова напоминает мне грецкий орех,
который кто-то с неимоверной силой пытается расколоть.
Однако засыпать и просыпаться пот шепот любимого, это прекрасно.
Вчера посмотрели вот это. Понравилось, но грустно.

Сказка

Originally published at World of Vendetta. Please leave any comments there.

Даже не верится, что это был не сон...Там было прекрасно...Столько всего хочется рассказать, но позже. Скажу лишь, что это путешествие вызывало во мне не восторг, а скорее спокойное благоговение, преклонение перед прекрасным.