понедельник, 16 ноября 2009 г.

Скоро!

Андрей Немзер

«Красное колесо» Александра Солженицына: опыт прочтения

Тираж: 2000 экз.

ISBN 978-5-9691-0506-5

84x108/32, 368 страниц, иллюстрации: Нет.

В книге известного критика и историка литературы, профессора кафедры словесности Государственного университета - Высшей школы экономики Андрея Немзера подробно анализируется и интерпретируется заветный труд Александра Солженицына - эпопея «Красное Колесо»

18 ноября 1836 г. студент-первокурсник физико-математического факультета Ростовского университета Александр Сол-

женицын решил, что он должен написать большой роман русской революции. Будущему великому писателю еще не исполнилось восемнадцати лет. Задуманная им книга, обернувшаяся в итоге десятью томами и получившая название Красное Колесо. Повествованье в отмеренных сроках, была завершена в 1989 г. В 1991-м ее полная версия открылась читателю в 19-м и 20-м томах двадцатитомного Собрания сочинений Солженицына (Вермонт Париж: YMCA-press) был опубликован Апрель Семнадцатого с присовокуплением Конспекта ненаписанных Узлов В те полвека с лишком, что разделили замысел и его воплощение, вместились: война; арест, тюрьма и следствие; лагеря и ссылка (которая должна была стать пожизненной); одоление смертельного недуга; беспрестанное потаенное писательство (в том числе создание первых редакций романа В круге первом прорыв немоты (публикация в № 11 Нового мира за 1962 г. рассказа Один день Ивана Денисовича всероссийская слава (хотя в отечестве удалось напечатать еще всего лишь четыре рассказа) и слава всемирная (8 октября 1970 г.Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе); противоборство со свирепым и бессовестным партийно-советским государством; напряженная и взрывоопаснаяработа над опытом художественного исследования Архипелаг ГУЛАГ его публикация (первый том увидел свет в Париже 28 декабря 1973 г.), оказавшая огромное воздействие наход мировой истории в последние десятилетия XX в.; изгнание из России (13 февраля 1974 г. арестованный накануне писатель был насильственно доставлен в Германию жизнь на чужбине; многие тома художественных и публицистических

сочинений.

По возвращении в Россию (1994) Солженицын продолжал

вносить исправления в текст «Красного Колеса» - окончатель-

ная его редакция представлена в выходящем ныне тридцати-

томном Собрании сочинений, которое издательство «Время»

5

открыло публикацией тома «Рассказов и крохоток» (напоми-

ная, что первым услышанным миром и преобразившим мир

словом Солженицына был рассказ «Один день Ивана Денисови-

ча») и двух томов «Августа Четырнадцатого», за которыми по-

следовали и три остальных Узла «повествованья в отмеренных

сроках». Так случилось, что представление общественности на-

чальных книг Собрания пришлось на 18 ноября 2006 г. - со

дня, когда ростовский студент различил первые неясные конту-

ры своего заветного труда, прошло ровно семьдесят лет. Все эти

годы были временем «Красного Колеса», все написанное Сол-

женицыным, от первых литературных опытов, лишь сравни-

тельно недавно ставших достоянием читателя, до «Архипела-

га.», переведенного на множество языков и хотя бы по назва-

нию известного миллионам людей, обретающихся по всей

Земле, все жизненное дело нашего великого соотечественника

(и совсем недавно - современника) существует при свете «по-

вествованья в отмеренных сроках» - трагического эпоса о по-

беде революции над Россией.

Едва ли в истории литературы найдется другой пример

столь страстной верности художника своему замыслу, столь

неуклонного движения к некогда счастливо угаданной цели.

Уже одно это обстоятельство должно было бы заставить чита-

телей отнестись к «Красному Колесу» с особым вниманием. Ес-

ли мы по-настоящему, а не ритуально ценим «Один день Ива-

на Денисовича» и «Матрёнин двор», «В круге первом» и «Рако-

вый корпус», «Правую кисть», «Как жаль» и «Пасхальный

крестный ход», крохотки и «Архипелаг ГУЛАГ», если ищем

и находим в этих и других произведениях Солженицына новые

и новые (подчас неожиданные) большие смыслы, если видим

в их авторе великого писателя (о тех, кто мыслит на сей счет

иначе, здесь речь не идет), то, кажется, невозможно игнориро-

вать труд, которому он посвятил всю свою жизнь.

Увы, возможно. Мы вправе указать на ряд исследований

и эссе, в которых глубоко и проницательно характеризуются

те или иные эпизоды и персонажи «Красного Колеса», его

«приемы», авторская позиция, переклички с литературной

(исторической, философской, публицистической) традицией,

но едва ли кто-то осмелится назвать «Красное Колесо» книгой

6

прочитанной. Не осмелится - и будет прав, хотя такое опре-

деление не только допустимо, но и естественно (при понят-

ных и отнюдь не этикетных оговорках о неисчерпаемости ху-

дожественного смысла) в разговоре о «Евгении Онегине»,

«Мертвых душах», «Войне и мире» или «Братьях Карамазо-

вых».

Здесь не место для выяснения и обсуждения совокупности

разнородных причин сложившейся ситуации - это тема для

отдельного (трудоемкого и очень нерадостного) исследова-

ния. Могу лишь заметить, что, на мой взгляд, Солженицына

всегда читали слишком быстро. Это относится и к тем сочине-

ниям, что были напечатаны в «Новом мире» (далеко не все чи-

татели могли да и хотели разглядеть за «злободневной» соста-

вляющей «Одного дня.», «Матрёнина двора», «Случая на

станции Кочетовка», «Для пользы дела» и «Захара-Калиты» глу-

бинную их суть), и к тем, что ходили в самиздате (еще до вы-

сылки писателя его «легальной» прозе стал навязываться «сам-

издатский» статус; с 14 февраля 1974 г., когда Главное управле-

ние по охране государственных тайн издало приказ об

изъятии произведений Солженицына из библиотек, пять про-

бившихся в советскую печать рассказов окончательно сравня-

лись с безусловно запретными сочинениями, уже изданными

и издававшимися позднее на Западе). «Красное Колесо» оказа-

лось в особенно тяжелом положении - расширенную редак-

цию «Августа Четырнадцатого» и «Октябрь Шестнадцатого»

(опубликованы в 11-14-м томах вермонтского собрания

в 1983-1984 гг.) было не только опасно читать в России, но

они были и почти недоступны. То, что мне выпало прочесть их

вскоре по выходе, считаю удачей, случайной и счастливой.

Опубликованный в Вермонте же в 1986-1988 гг. (тома 15-

18) «Март Семнадцатого» я «добыл» уже в новую эпоху. Под-

черкну: я был московским гуманитарием, то есть принадле-

жал к кругу, в котором неподцензурные тексты циркулировали

гораздо свободнее и активнее, чем в любом ином. Публикаци-

онное наводнение конца 1980-х - начала 90-х годов тоже ху-

до споспешествовало вдумчивому чтению. Одновременно пуб-

лике стало доступным великое множество сочинений весьма

разных авторов и весьма разного качества. Понятное (очень

7

человеческое) желание наверстать упущенное за долгие годы

строго дозированного советского рациона и приобщиться ра-

зом ко всему (позднее трансформировавшееся в равнодушие

к любой серьезной словесности), господствующая в обществе

установка на «плюрализм любой ценой» и резко ускоривший-

ся бег истории сильно мешали сделать осмысленный выбор.

Четыре Узла «Красного Колеса» на протяжении четырех лет пе-

чатались в пяти журналах («Август Четырнадцатого» - «Звез-

да», 1990, № 1-12; «Октябрь Шестнадцатого» - «Наш совре-

менник», 1990, № 1-12; «Март Семнадцатого» - «Нева»,

1990, № 1-12; «Волга», 1991, № 4-6, 8-10, 12; «Звезда»,

1991, № 4-8; «Апрель Семнадцатого» - «Новый мир», 1992,

№ 3-6; «Звезда», 1993, № 3-6). Требовалась не только доб-

рая воля, но и изрядный запас энергии, чтобы собрать (и тем

более проштудировать) эту рассыпанную громаду. К сожале-

нию, и появление репринтного издания «Красного Колеса»

(М.: Воениздат, 1993-1997) существенно картины не измени-

ло. «Повествованье в отмеренных сроках» прочли далеко не

все, кому его адресовал автор, а слишком многие из тех, кто

его все же прочел, сделали это бегло, словно бы заранее зная,

что в десяти томах сказано.

Между тем поэтический мир «Красного Колеса» организо-

ван совсем не просто, а глубокие, неоднозначные, иногда

меж собой конфликтующие размышления Солженицына

(о мире и месте в нем человека, общем ходе истории и его

трагическом изломе в начале XX в., России и Европе, мучи-

тельной и нерасторжимой связи нашего прошлого и нашего

будущего и т. д.) куда как далеки от расхожих и «удобных»

для недобросовестной полемики штампов, которыми они то

и дело подменяются. Неспешно и пристально читать «Крас-

ное Колесо», следить за движением авторской мысли, фикси-

ровать неожиданные мотивные переклички, которые броса-

ют новый свет на «понятные» эпизоды, всматриваться в лица

и разгадывать души множества неповторимых персонажей,

вслушиваться в мелодию солженицынской фразы, открывать

в тексте, только что казавшемся тебе знакомым и прозрач-

ным, новые смысловые обертоны - настоящая радость. Не-

достижимая, как и при общении с другими великими книга-

8

ми, без достаточно напряженной интеллектуальной и душев-

ной работы.

Как-то в середине 90-х остроумный коллега, одарив меня

широкой улыбкой, сообщил: «Есть свежий анекдот. Про вас.

Короткий». И подмигнув, спросил: «Рассказать?» Я не стал

скрывать понятного (думаю, простительного) любопытства.

И услышал: «А. Н. прочитал пять раз подряд “Красное Коле-

со”». Пришлось разочаровать собеседника (скорее всего он же

был автором этой, притворяющейся анекдотом, в общем удач-

ной эпиграммы). Признался я, что столь впечатляющих ре-

зультатов, увы, не достиг. Но готов в этом направлении рабо-

тать. Не знаю, что бы сказал сейчас. Потому что понятия не

имею, сколько раз перечитывал каждый из Узлов (наверно,

«Апрель.», о котором писал позже всего, - больше, чем три

остальных, ибо обращаться к нему приходилось и когда рабо-

тал с «Августом.», «Октябрём.», «Мартом.»). Не считал.

Так ведь и с Державиным, Жуковским, Пушкиным, Тютчевым,

Гоголем, Лермонтовым, Некрасовым, Гончаровым, Тургене-

вым, Островским, Фетом, Достоевским, Толстым, Чеховым,

Анненским, Блоком, Ходасевичем, Пастернаком, Мандельшта-

мом, Булгаковым, Набоковым и много кем еще (с весомой ча-

стью русской литературы) - та же самая история. Вне зависи-

мости от того, занимался я тем или иным художником специ-

ально или нет, люблю его очень сильно - как, например,

Солженицына - или «не очень».

Да, я много, используя навыки историка русской литерату-

ры, азартно и с удовольствием читал Солженицына (разумеет-

ся, не одно «Красное Колесо»). И уверен, что буду его перечи-

тывать и по выходе этой книги. Мне это важно. Думаю, не мне

одному. Именно поэтому я счел возможным поделиться своим

опытом читателя «повествованья в отмеренных сроках» с те-

ми, кому дороги (или, скажем аккуратнее, интересны) Солже-

ницын и дело его жизни.

Предлагаемая вашему вниманию книга, как и опублико-

ванные в выходящем Собрании сочинений сопроводительные

статьи к четырем Узлам, из которых она сложилась, не могут

и не должны рассматриваться как историко-филологическое

исследование. Хотелось иного - провести читателя по тем ла-

9

биринтам солженицынской поэтической мысли, что не отпус-

кали и не отпускают меня уже не второе десятилетие. Это

именно «опыт прочтения» или, если угодно, путеводитель по

огромному миру «Красного Колеса».

Отсюда ряд особенностей моего сочинения, неуместных

в работе научной, но здесь, кажется, оправданных жанровой

задачей. Так, за кадром остаются многие весьма интересные

и требующие тщательного рассмотрения проблемы. Напри-

мер, вопрос о работе писателя с источниками - официальны-

ми документами, газетами, эпистолярием, мемуаристикой,

как известными прежде, так и впервые выводимыми на свет

автором «Красного Колеса». Или анализ весьма пестрого

и своеобразного лексического состава повествования, особен-

ностей его синтаксиса и пунктуации. Или обследование пере-

ходов от авторской к несобственно прямой речи, постоянной

и прихотливой смены точек зрения (об этом говорится и мень-

ше, и случайнее, и огрубленнее, чем следовало бы). Да и сюже-

тосложение, композиция, характерология, система символи-

ческих лейтмотивов, реминисценции классики и словесности

Серебряного века в монографии, адресованной профессиона-

лам, описывались и интерпретировались бы более строго

и дифференцированно. И вследствие того - суше, чего мне

в этой книге хотелось избежать. По той же причине я созна-

тельно избегал ссылок на работы коллег, в том числе высоко

ценимые и сказавшиеся на моих размышлениях о «Красном

Колесе». Не только полемика, но и уточнение позиций (даже

сходные наблюдения и выводы, как правило, получают у раз-

ных авторов далеко не тождественные огласовки) сильно от-

влекают от сути дела - реальности художественного текста

и его истолкования. Я предлагаю свой опыт прочтения солже-

ницынского эпоса - о том, как понимают «Красное Колесо»

(отдельные его Узлы, сюжетные линии, поэтический строй, ис-

торическую и философскую концепцию) другие историки ли-

тературы и критики, читатель при желании сможет узнать, об-

ратившись к их трудам, перечисленным в замыкающем книгу

списке литературы.

Наконец, но не в последнюю очередь избранный мной

жанр обусловил композицию книги. В пяти главах последова-

10

тельно, один за другим, анализируются четыре Узла и Кон-

спект ненаписанных Узлов. Мы движемся по тексту «Красного

Колеса», наблюдая не только ход истории (объект Солженицы-

на), но и смысловое возрастание самого повествованья. Разу-

меется, обойтись без возвращений к уже прочитанному было

невозможно. Как и без заходов (не частых, но порой крайне

необходимых) в текстовое будущее. Загадка, которой Варсо-

нофьев озадачивает уходящих на фронт Саню и Котю («Август

Четырнадцатого»), получает разгадку лишь при второй встре-

че молодого героя со «звездочётом» («Апрель Семнадцатого»).

Это случай особенно яркий и наглядный, но далеко не единст-

венный. Не избегая повторов вовсе (истолкованный ранее

эпизод в новом, расширившемся, контексте приобретает не-

сколько иную смысловую окраску, изменения персонажей за-

ставляют иначе оценивать их прошлое), я все же стремился

идти от «начала» к «концу». В частности, потому довольно под-

робно анализировал зачинную главу «Августа.», финаль-

ную - «Апреля.» и Пятый Эпилог - формально не включен-

ную в состав «повествованья», но значимо в нем присутствую-

щую трагедию «Пленники». Такой подход не подразумевает

предварительного «общего взгляда» на рассматриваемое (по-

стигаемое) нами сочинение. Его неповторимая стать, его ми-

ровоззренческие основы, его поэтика, его органические связи

с большой литературной традицией, целым солженицынского

космоса и судьбой автора должны раскрываться читателю по-

степенно, становясь - по мере движения от Узла к Узлу - все

более отчетливыми.

Ограничусь лишь двумя тезисами общего характер - оба

будут не раз конкретизироваться и уточняться в дальнейшем.

Во-первых, читая «Красное Колесо», в равной мере важно все

время помнить и об «отдельности» и «особости» каждого из че-

тырех Узлов (имею в виду не только и не столько самоочевид-

ное различие «исторического материала», но изменения худо-

жественного языка, жанровые модификации, сказывающиеся

на колеблющемся балансе «личного» и «исторического», а по-

тому - на сюжетосложении и композиции), и о смысловом

единстве целого, общей перспективе повествованья, его худо-

жественной завершенности. Последнему вовсе не противоре-

11

чит изменение первоначального авторского замысла - оста-

новка рассказа о русской революции на «Апреле Семнадцато-

го». Эта проблема подробно рассматривается в IV и V главах

предлежащей книги.

Во-вторых, Солженицын твердо убежден, что революция

разрушает не один государственный строй, но истинный ми-

ропорядок. Это бунт против Бога; главная цель революции -

низвержение и унижение свободного человека, созданного по

образу и подобию Божьему. Все остальное - сокрушение госу-

дарства, хозяйства, общества, культуры - промежуточные

этапы на пути к полному порабощению человека, уничтоже-

нию личности как таковой. Революция вершится людьми, за-

бывшими Бога (и потому не ведающими, что творят, какую

участь себе же выковывают), но и противостоят революции

тоже люди. Те, в ком живы нравственные начала, те, кто уга-

дывает свое назначение, те, кто, оставаясь на своем месте,

хранят верность долгу и высшим заветам. Борьба добра и зла

идет не только в политической сфере, но и - прежде того -

в человеческих сердцах. Завораживающе подробно реконстру-

ируя историческую реальность 1914-1917 годов и вписывая

в нее многочисленные линии «личных» - вымышленных -

сюжетов, Солженицын выстраивал единую книгу, ищущую от-

веты на три теснейшим образом связанных мучительных воп-

роса:

Почему революция победила Россию?

Что значила победа революции для нашей страны и всего

мира?

Сумеем ли мы (или наши дети и внуки) остановить всесо-

крушающий безжалостный раскат Красного Колеса?

Дабы ответить на эти вопросы, дабы обрести вновь исто-

рию и Россию, дабы наметить путь в будущее (а об этом Сол-

женицын думал всю жизнь), надо, не игнорируя сферу полити-

ческой истории вовсе, над ней возвыситься. Что и происходит

в «Красном Колесе», где человеческие истории постоянно со-

прягаются с историей человечества, ибо разыгрываются в еди-

ном - не нами созданном - мире.

Мне кажется, что важными ориентирами при чтении

«Красного Колеса» могут послужить два небольших фрагмента

12

этого повествованья. В одном речь идет об истории как орга-

нической части истинной жизни, в другом - о самой жизни,

которая никогда не может вполне подчиниться сколь угодно

остервенелому злу.

История растёт как дерево живое. И разум для неё топор, разу-

мом вы её не вырастите. Или, если хотите, история - река, у неё

свои законы течений, поворотов, завихрений. Но приходят умни-

ки и говорят, что она - загнивающий пруд, и надо перепустить её

в другую, лучшую, яму, только правильно выбрать место, где ка-

наву прокопать. Но реку, но струю прервать нельзя, её только на

вершок разорви - уже нет струи. А нам предлагают рвать её на

тысячу саженей. Связь поколений, учреждений, традиций, обыча-

ев - это и есть связь струи.

(А-14: 42)*

Так наставляет отправляющихся на войну юношей «звездо-

чет» Варсонофьев, чей голос здесь сливается с авторским.

А вот о чем думают один из этих юношей (Саня Лаженицын)

и десять дней назад впервые встреченная им девушка (Ксенья

Томчак), сразу поверившие, что они - суженые. Так счастли-

во и полно поверившие, что их мысли (или речи?) нельзя раз-

делить. Как и отделить от сплавившихся воедино голосов пер-

сонажей (чьи прототипы - родители автора) объемлющий их

голос самого Солженицына:

13

* Здесь и далее «Красное Колесо» цитируется по последней авторской

редакции: Солженицын Александр. Собр. соч. В 30 т. М.: Время, 2006-

2009. Т. 7-16. Поскольку издание это доступно не всем читателям,

при цитировании или упоминании эпизодов отсылки в скобках дают-

ся не к томам и страницам, а к Узлам и (после двоеточия) главам. Для

обозначения Узлов используются сокращения: А-14 - «Август Четыр-

надцатого»; О-16 - «Октябрь Шестнадцатого»; М-17 - «Март Семна-

дцатого»; А-17 - «Апрель Семнадцатого». Если буквенное сокращение

отсутствует (приведена только цифра), имеется в виду тот Узел, кото-

рому посвящена соответствующая глава предлежащей книги. Напри-

мер, в Главе I ссылка на эпизод беседы Сани и Коти с Варсонофье-

вым - (48), в Главе IV ссылка на тот же эпизод - (А-14: 48). Все спе-

циально не оговоренные шрифтовые выделения в цитатах (курсив,

разрядка, прописные буквы и др.) принадлежат Солженицыну.

Война, - но от любви, от веры в продолжение нашей жизни -

такая крепость!

Есть ли что-нибудь на свете сильнее - линии жизни, просто

жизни, как она сцепляется и вяжется от предков к потомкам?

(А-17: 156)

Многие положения этой книги оформились в ходе подго-

товки и чтения спецкурса о творчестве Солженицына в Тарту-

ском университете (2001) и общих историко-литературных

курсов в Российской академии театрального искусства (ГИ-

ТИС) и в Государственном университете - Высшей школе эко-

номики (отделение политической и деловой журналистики).

Некоторые разработанные в книге темы легли в основу докла-

дов, прочитанных на Международной конференции к 90-ле-

тию А. И. Солженицына «Путь А. И. Солженицына в контексте

большого времени» (Москва, 2008), Лотмановском семинаре

(Тарту, 2009), Международном коллоквиуме «Наш современ-

ник Александр Солженицын» (Париж, 2009). Я признателен

всем коллегам и студентам, что слушали мои лекции и докла-

ды, задавали вопросы, участвовали в обсуждениях.

Моя книга не была бы написана, если бы на протяжении

долгих лет мне не довелось разговаривать о Солженицыне (ко-

нечно, не только о «Красном Колесе», но и о других его сочине-

ниях, его судьбе, его миссии, его месте в истории России и рус-

ской литературы) с очень разными людьми. В первую очередь,

с моими родителями - Лидией Петровной Соболевой (1924-

1998) и Семеном Ароновичем Немзером (1923-2007). От них

я узнал о том, что есть такой писатель; они предложили то ли

восьми-, то ли девятилетнему мальчику прочитать рассказ «За-

хар-Калита» («Ведь тебе интересна история?»); с ними быст-

ро, страницы передавая (а как иначе?) читал самиздатскую

машинопись романа «В круге первом»; с ними переживал ужас

от высылки Солженицына и вырезал из газет лживые заметки,

клеймящие «литературного власовца» (сходный комплект вы-

резок отец собрал о «деле Пастернака»; сохранились оба); с ни-

ми слушал по «Немецкой волне» сквозь треск глушилок главы

«Архипелага.»; с ними (особенно подолгу с мамой) обсуждал

уже в другую эпоху «Красное Колесо».

14

Я сердечно благодарен другим моим собеседникам (иног-

да - резким и въедливым оппонентам), давним и недавним,

утратившим всякую со мной связь и сохранившим по сей день

добрые отношения, ушедшим - А. Л. Агееву, Б. И. Берману,

С. И. Липкину, А. А. Носову, А. М. Пескову, - и здравствую-

щим - П. М. Алешковскому, А. Н. Архангельскому, Е. Г. Бальза-

мо (Орловской), Л. В. Бахнову, М. В. Безродному, В. М. Белоусо-

вой, С. Г. Боровикову, А. М. Гладковой, М. В. и А. Б. Голубовским,

Г. Н. Гордеевой, А. В. Дмитриеву, А. Л. Зорину, Н. Н. Зубкову,

А. А. Ильину-Томичу, В. Я. Калныньшу, И. М. Каминскому,

Е. А. Кантор, Т. Ю. Кибирову, Л. Н. Киселевой (кроме прочего, по

ее настоятельной инициативе в 2001 году я читал спецкурс

о Солженицыне в Тартуском университете), М. А. Колерову,

С. П. Костырко, Р. Г. Лейбову, О. А. Лекманову, И. А. Лепихову,

И. В. Машковской, Г. И. Медведевой, В. К. Мершавко, Г. Л. Мик-

сон (в ее киевской квартире выпало читать «В круге первом»),

В. А. Мильчиной, А. А. Немзер, Ж. Нива, А. Л. Осповату, Н. Г. Охо-

тину (благодаря которому я познакомился с двухтомным «Авгу-

стом Четырнадцатого» и «Октябрем Шестнадцатого»), Б. Н. Пас-

тернаку, Е. Н. Пенской, Л. Л. Пильд, А. А. Поливановой-Барано-

вич, К. М. Поливанову, В. Ю. Потапову, О. А. Проскурину,

Н. А. Рагозиной, К. Ю. Рогову, А. И. Слаповскому, Л. И. Соболеву,

М. Ю. Соколову, Н. П. Соколову, Е. Н. Солнцевой, И. З. Сурат,

Р. Темпесту, Т. Л. Тимаковой, Е. В. Харитоновой, М. О. Чудаковой,

С. И. Чупринину, Е. А. Шкловскому, Е. Я. и А. Д. Шмелевым,

Д. В. Шушарину, Т. Н. Эйдельман.

Книга, как было сказано выше, выросла из сопроводитель-

ных статей к четырем Узлам «Красного Колеса» в тридцати-

томном Собрании сочинений. Александр Исаевич и Наталия

Дмитриевна Солженицыны читали первоначальные варианты

статей. Статья об «Апреле Семнадцатого» была завершена уже

после смерти Александра Исаевича; с ней работала только На-

талия Дмитриевна. Их доброжелательные, конструктивные

и точные замечания я по мере разумения стремился учесть

при доработке статей и складывании книги. Не могу найти

надлежащих слов, чтобы выразить переполнявшее при всех

наших беседах и навсегда оставшееся со мной чувство восхи-

щенной благодарности автору и первому редактору «повество-

15

ванья в отмеренных сроках» - благодарности за мудрые

и стимулирующие мысль советы, снисходительность к моим

промахам, высокое доверие, одарившее меня счастьем работы

над истолкованием «Красного Колеса».

Комментариев нет:

Отправить комментарий