Посмотрела "Укрощение строптивой"

Вот он и наступил - глобальный влом писать об учебных буднях, мало отличающихся друг от друга. Вторник порадовал тем, что историчка подозрительно добродушно встретила нас после нашего предыдущего прогула и даже отклонила извинения некоторых из прогулявших как нечто не стоящее повышенного внимания, и тем, что не было последней пары социологии. В тот же день мы с Асёной, когда отправились в обеденную перемену за пирожками в монастырскую трапезную, заметили бегущих белых кроликов, нарисованных через шаблон на стенах и асфальте; нам стало интересно, куда они ведут, мы последовали за ними и пришли к воротам шоу-рума Joki, куда мне надо бы заглянуть за новым веганским значком на смену посеянному летом вегетарианскому, но с пирожком в лапе я решила туда не переться. В четверг после лицея мы с Настей пешочком дотопали до книжного на Лубянке Библио-Глобуса, где она с энтузиазмом затарилась учебниками по отечественной истории, зарубежной истории и праву, а я поискала книжечку по алгебре, но, естественно, безуспешно. Но круче всего было вчера: после алгебры нас согнали на третий этаж, к нам пришли Маруся, Макс и фотограф, и последний по очереди сфотографировал нас для портрета на дембельский альбом - я распустила гриву и со свисающими космами, в мешковатой кофте и болтающимся молотом Тора получилась весьма хиппово. Мы немного повыбирали фотки - какой из трёх-четырёх вариантов оставить - и пошли фотографироваться всем классом на пороге школы, пока Маруся не сбежала; затем все, кроме меня, ибо мне было и так тепло, сбегали за куртками, и нас повели на фотосессию на Цветной бульвар. Там мы стояли на бордюре фонтана, а Валя с Машей даже сбегали к его центру и все промокли, висли на церетелевских клоунах, рассаживались и разлёживались по лавочкам в разнообразных эффектных положениях, валялись на траве газонов, вытаптывали цветы на клумбах, подпрыгивали в центре аллеи, извращались на тему лысины Макса и бюста Полины, и так далее, и тому подобное. Было весело - достаточно весело, чтобы после этого (инглиш был за это время полностью пробит) было бы кощунственным идти на французский и портить такой настрой, поэтому мы всей группой за исключением Аси и Лины пробили и французский тоже. Что касается будней неучебных - писать ночами мне стало влом, поэтому одну свободную (когда папа дома и я сплю в своей комнате) ночь минувшей недели я читала, другую - слушала Наше, но не до утра, конечно, а стараясь всё-таки высыпаться. Погода радует дождями, хоть и редко удаётся под дождём пробежаться от метро до дома - чаще он заряжает после того, как я оказываюсь дома, или ночью, что особенно приятно слышать. Не то из-за похода с однокашниками в Кофе Хаус, где я, впрочем, ничего не пила, не то из-за осеннего (в хорошем смысле этого слова) настроения я давеча покончила со своей завязкой и выпила немного кофе, но уже не по-наркомански, в качестве заменителя успокоительного, а по-эстетски, в качестве красивой, вкусной и ароматной вещи, особенно если корицы сыпануть (я ж теперь как вег камру не могу пить) да вафлями закусывать, окуная их в мёд (хочется сварганить кофейное сообщество - наверное, вскорости так и поступлю). Однако после этого кофе и, может, отчасти из-за того, что я узнала о появлении репертуара на ноябрь на сайте Юго-запада и незамедлительно выписала шесть спектаклей, благословляя человека, придумавшего в ноябре каникулы, меня вечером так пёрло, что я едва смогла успокоиться. Потом снился всякий бред, в частности - мы с Асей шли по Арбату от Смоленки и, остановившись у какого-то массивного тёмного памятника прямо посреди улицы, увидели среди других зевак никого иного, а Льва Николаича Толстого, седовласого и бородатого, только больно уж низенького ростом, почти как мы сами; потом мы встретили Марусю и направились в какую-то галерею, которая тоже была прямо на Арбате (отголосок нашего с девчонками обсуждения вторичного похода на Солянку - экспозиция уже сменилась). Ещё снился какой-то новый ночной клуб на выходе из станции Пушкинская, в здании закрытого казино Шангрила, снилось, что у меня фиалка расцвела на окне, чего за ней в реале уже давно не наблюдалось. а сегодняшним утром я снова пошла в школу, в то время как моя мама съездила на Юго купить билеты на выписанные мною спектакли. По возвращении я успела только пообедать, немного пострадать ерундой и встретить маму с билетами, после чего собралась и поторопилась снова на свет Божий - как и всегда по субботам, меня ждал театр, но на сей раз - не просто театр, а всё тот же Юго-запад, где я три месяца не была и успела, конечно же, неслабо соскучиться. Добралась я вовремя, купила программку, прочитала, не успела схватиться за книжку (Тихий Дон наконец-то был добит и сменился не менее любимым Доктором Живаго), как прозвенел первый звонок, и я пробралась на своё место с краю пятого ряда - ввиду того, что он был коротким, относительно остального зала место это было почти что посередине, и видно и слышно оттуда было едва ли не лучше, чем с моего обычного порта приписки в центре шестого ряда, под потолком. Открывала же я свой новый Юго-западный сезон премьерой прошлогоднего декабря, ещё одной шекспировской вещью в тамошнем репертуаре - «Укрощением строптивой».
Шекспир написал комедию, которая могла рассмешить его современников. Белякович создал сценическую версию, которая качественно смешит современного зрителя. И все довольны: не искажаются сюжет и смысл, в большинстве эпизодов вполне органично звучит шекспировский текст, в шутках нет пошлости, в персонажах - нарочитой карикатурности. Каждый элемент спектакля, что неизменно на Юго-западе, продуман до мелочей с отменным вкусом, так что действие ни на секунду не даёт отвлечься, подумать о чём-то постороннем и уж тем более заскучать. Помимо замечательного юмора - большой редкости на театральной сцене - в «Укрощении» можно лицезреть и все прочие отличительные черты театра Беляковича: филигранные «живые» актёрские работы, неожиданные режиссёрские находки и импровизации, удачно подобранную музыку, симпатичные танцы и песни, создающие нужную атмосферу свет и минимум декораций. Бесспорный гвоздь программы - Грумио (Анищенко), первое место на конкурсе трансвеститов. В итоге хрестоматийная шовинистическая история о медленном и мучительном достижении семейного счастья методами дрессировки превратилась в позитивное красочное шоу, очередной маленький праздник от труппы Юго-запада с аппетитным вкраплением трогательных и житейски-мудрых моментов. Всем желающим как следует отдохнуть и запастись хорошим настроением - рекомендуется однозначно.
В антракте я помаячила в коридоре, ибо меня собиралась отловить форумчанка Heline и напоить кофейным ликёром домашнего приготовления, однако этого так и не случилось. Посему после спектакля я дотопала обратно до метро, доехала до Молодёги, и там меня подхватил и привёз домой папа. Планы на завтра у меня уже в общих чертах определены, засим до завтра, скорее всего, и прощаюсь)

А еще, когда я во сне летаю, я летаю над городом в сумерках и путаюсь в проводах.

А еще, когда я во сне летаю, я летаю над городом в сумерках и путаюсь в проводах.
В детстве я летела прямо над верхушками деревьев к солнцу.
Это были самые счастливые сны.
А теперь вот боюсь запутаться в проводах, которых так много между сизыми домами огромного города.
Хотела написать вывод - не буду. Он очевиден.

Уже можно бояться?

Что-то не то последнее время творится в моей квартире, что-то паранормальное.
Я сама-то совершенно нормальная, только пугливая без меры. Боюсь всяких бук и прочей нечисти. Муж часто остается на ночные смены, а я, стало быть, остаюсь дома одна с детьми и полночи не могу уснуть. Чтобы я не боялась, муж притащил в дом котенка, чтобы, когда подрастет, отгонял от хозяйки злых духов :)
Не знаю, живут ли злые духи в новстрое, но до недавнего времени моя кошка с возложенной на нее миссией успешно справлялась. За это ей прощались всякие мелкие кошачьи пакости. И вот ситуация: спим, сквозь сон слышу, что  кошка шебуршится в шкафу, где  сложены запакованные в пластиковые пакеты детские вещички, звук  громкий и характерный. Не открывая глаз, ругаю свою зверину  последними словами, пытаюсь спать дальше. Шуршание продолжается. Сажусь в постели с твердым намерением наказать вражину и вижу, что моя Тина без задних лап дрыхнет у меня под боком. Вопрос - кто орудовал в шкафу? В общем,  решила я, что мне приснилось. Рассказала утром мужу, он посмеялся, сказал, что у меня просто очень буйная фантазия. А вчера ночью оказалось, что у него с фантазией тоже не все в порядке...
Первый час ночи, дети уже давно спят, мы сидим, смотрим фильм. Со стороны туалета  слышится скрежет, очень громкий. Обычно так наша кошка скребется в лотке. Переглядываемся с мужем, решаем, кто пойдет убирать, и в этот самый момент Тина, позевывая,  выползает из-за кресла...
Вот и думай, что это было. У хозяев глюки или кошка не справляется с профессиональными обязанностями?  

Пока без названия

Тихий плач ветра. Мертвенный свет полной луны. Тишина. Глубокая, даже пугающая. И кажется, что абсолютно ничто не сможет её нарушить. Даже если сейчас пойдут трещинами могилы, если их обитатели очнутся от своего вечного сна, эта тишина не исчезнет. Но нет, всё спокойно. Мертвецы спят, и только печально напевает о чём-то ветер, поглаживая кресты и надгробья. Даже сверчков не слышно.

Ворота заскрипели проржавевшими петлями, медленно открылись от взмаха бледной ладони. Его никто не звал. Шорох шагов попытался разбить тишину. Длинный широкий плащ волочился по земле, ероша усеянную слезами ночной росы траву. Мрак капюшона скрывал лицо незваного посетителя. Будто один из обитателей кладбища вышел прохладной ночью на прогулку. Но это был не призрак. Хотя он давно умер, он был ещё жив. Один из верных последователей госпожи Смерти, адепт Тьмы. Владыка мёртвых, повелитель душ... ему приписывали много титулов. Но суть от этого не менялась. Некромант, вот кто решил посетить последнее пристанище мёртвых этой ночью. Но не для того, чтобы набрать в своё воинство новых слуг. Почему-то большинство живых считает, что повелитель мёртвых может прийти на кладбище лишь за рабами. Тонкие губы изогнулись в усмешке. Глупые... если бы вы знали, что мне на самом деле нужно. Полуночный гость ускорил шаг. Ветер усилился, словно в панике пытаясь разорвать тёмную ткань плаща, надеясь спугнуть незнакомца. Тщетно. Он бы всё равно дошёл. Его ждут.

Сайлен... Сайлен...

Горло сдавило от волнения. Будь он живым, наверное, и дыхание бы сбилось. Попытка перебороть судорогу позволила лишь хрипловато просипеть:

- Я тут. Я уже близко.

Я тебя ждала...

Медленный шаг перешёл в быструю поступь. Плащ зацепился за высохший кустарник. Некромант не стал останавливаться, чтобы освободить дорогую ткань одеяния. Заскрипели сухие ветки, застонали переплетённые нити, пытаясь вырваться. Растение не смогло выдержать, с громким треском отдавая победителю часть своей кроны.

Скорее... пожалуйста, скорее...

Он побежал. Почувствовал, как всколыхнулась невидимая неосязаемая пелена. Мертвые не любят когда их будят среди ночи. Но почувствовав, кто нарушает покой, обитатели кладбища быстро успокоились. Может, испугались. Может, застыли от благоговения. Кто же их знает.

Надгробье. Очень старое. Когда-то давно над ним возвышался крест, но сейчас единственным упоминанием о нём служил лишь обветрившийся камень, закутанный в паутину трещин. Зато табличка, несмотря на годы, всё так же радовала глаз чёткой надписью с окантовкой. Если, конечно, подобная надпись может кого-нибудь порадовать.

Нейяри де Райн

12.VII.1168

Сайлен упал на колени. Прижался щекой к старому камню надгробья, будто стремился слиться с могилой. Плащ крылом ночи скользнул по земле. Белая ладонь в который раз провела по буквам надписи. На худом лице появилось странное выражение. Дикая боль, смешанная с невероятной радостью. Он здесь. Он снова с ней.

Я скучала по тебе. Мой милый Сайлен... я так по тебе скучала.

Он улыбнулся.

- Я знаю. Чувствовал.

Ты пришёл на всю ночь?

- Да. До самого рассвета.

Он лёг на траву рядом с могилой. Положил голову в капюшоне на край надгробья. Жаль, что сейчас он не видит её улыбки. Когда она улыбалась, он переставал замечать окружающий мир. Но вот уже много лет он только слышит её голос. А всё из-за них...

 

*  *  *

Они познакомились очень давно. Скиталец, охотник за удачей, и бедная дворянка. Наверное, им следовало забыть друг друга. Даже никогда и не увидеться. Но дама, куда более жестокая, чем Смерть, решила иначе. И имя этой леди - Судьба.

Помнится, жители окрестных деревушек с неодобрением взирали на них. «Не дело, - говорили они, - с бродягами шататься». Когда Нейяри слышала эти слова, она только смеялась. Что такое молва по сравнению с истинным чувством? Если бы они оба тогда знали, во что это выльется...

Последний раз Сайлен видел возлюбленную живой накануне очередной своей авантюры. Он часто путешествовал по стране, занимаясь чем угодно, от проповедей в деревнях и совершения причастий вплоть до грабежей и работы наёмником. Тогда его привлекли слухи о некоей святыне, погребённой, как рассказывали охотники за сокровищами, под фундаментом одного из монастырей. Бродяга решил не терять ни минуты, собравшись выехать в ту же ночь. Нейяри проводила его. А он обещал что вернётся. Монастырь располагался неподалёку от имения дворянки. Хотя вряд ли обветшалый, холодный и пустой замок, ободранный когтями разорения, был достоин теперь называться «имением». Скорее это была каменная лачуга.

Ночи тогда были непривычно тёмными. Настолько, что Сайлен был вынужден передвигаться только днём. Ведь не только он порой промышлял разбоем. Из-за этого путь растянулся на пять дней вместо планируемых двух. Да и лошадь, будто назло, едва не сломала ногу и почти треть пути могла только хромать. А результатом столь неудачного путешествия стало в конечном счёте лишь разочарование. Либо его опередили, либо слухи об артефакте в очередной раз оказались всего лишь байками. Но то было не самое страшное.

Многие почему-то считают телесную красоту одной из величайших наград. А некоторые наоборот считают этот подарок злом. Но в истории этих двух судеб правы оказались именно пессимисты.

Разочарованный и уставший, Сайлен держал путь к замку. Лошадь до сих пор хромала, было холодно и ужасно хотелось есть. Бродяга раскачивался в седле, понуро опустив голову. Слабый ветерок принёс запах жареного мяса. Искатель выпрямился, пришпорив покалеченное животное. Отчаянно хотелось поближе к костру, согреться и поесть. Вот вдали уже показался огонёк. С каждым шагом лошади картинка становилась всё отчетливей. А когда он, наконец, сумел понять, что творится на поляне, ледяная паутина окутала сердце.

Это была не пирушка охотников и не воровской лагерь. Это была казнь. Жертва была ещё жива. Люди вокруг костра танцевали под страшную музыку её криков. Периодически двое мужчин с вилами подбрасывали в пламя новые охапки высохшей травы. Крестьяне смеялись, тыкали пальцами в силуэт на костре. Периодически кто-нибудь из толпы швырял в привязанную к столбу женщину камни, стараясь попасть в голову или живот. А тех, кому это удавалось, участники казни хвалили восторженными криками, будто героев.

Сайлен не решался подойти ближе. Так и придерживал лошадь на месте, наблюдая за казнью. Бродяга не узнавал участников церемонии, не слышал ничего и никого. Просто наблюдал. И с каждым криком жертвы в душе что-то рвалось.

Он сам не понял, когда крестьяне успели окружить. Бесцеремонно стащив с испуганной лошади, охотника за сокровищами поволокли к костру. Он не понимал, зачем. Люди вокруг гоготали, тыкали в него пальцами, некоторые даже плевались. Девушка уже не кричала. Пламя перебросилось на её волосы, подбираясь к лицу. Бродягу схватили за руки, подтащили так близко, что щёки почувствовали жар огня. Тем временем те двое, что подкармливали пламя сеном, при помощи лопат разрубили верёвки, удерживающие жертву.

Он не смог отодвинуться. Тело было ещё обжигающе горячим. В лицо хлынула вонь палёной плоти и сгоревших волос, его едва не стошнило. Толпа окончательно взбесилась, она выла и визжала уже воистину нечеловеческими голосами. И крохотным островком в этом бушующем месиве человеческих тел был молодой мужчина с обгоревшим трупом на руках. Сайлен попытался удержать мёртвую девушку на вытянутых руках. Одежда итак уже была вся усеяна кусочками сгоревшей плоти. К счастью, тело быстро остывало, и он мог уже не бояться обжечься. Бродяга медленно отстранил страшную ношу от себя, начал опускать на землю. Голова на тонкой шее запрокинулась. Волосы сгорели, так что лицо было хорошо видно...

Он не помнил, что произошло потом. Следующим его воспоминанием был пропахший сыростью тихий склеп. Худой человек в плаще склонился над ним. Сайлен медленно попытался сесть. Удалось с трудом. Тело болело как после побоев, перед глазами всё расплывалось. Или это тень, что сидела напротив него, растворялась в полумраке сводчатого зала? Может быть. Бродяга глухо застонал. Но только из горла почему-то вырвался надрывный хрип. Незнакомец покачал капюшоном, поднимая рукав. Невероятно худая ладонь, состоявшая, казалось, лишь из костей, мягко остановила Сайлена, заставив лечь обратно. Призрачный, шелестящий голос прозвучал прямо в голове.

- Тише, дитя. Не поднимайся резко.

Странник подчинился, опускаясь обратно на холодную плиту. Странное ощущение, будто что-то идёт не так, упорно не покидало. Будто он забыл что-то очень важное. Но никак не мог понять что. Шёпот тени вновь прозвучал в голове.

- Ты чувствуешь боль, дитя?

Сайлен попробовал кивнуть. Почувствовал, как трещит кожа, будто сухой лист, сгибаемый пополам. Но боли уже не было. Он медленно поднял руку, аккуратно дотронулся до шеи. Пальцы нащупали небольшой обрывок плаща. Бродяга машинально сжал пальцы, дёрнул. Тихо скрипнула разрывающаяся ткань. Голос прозвучал не лучше.

- Уже... уже нет. Что произошло?

Незнакомец подвинулся ближе.

- Ты возвращался из очередного путешествия, когда наткнулся на казнь. Подобрался ближе. Настолько, что сумел встретиться с жертвой. Она умерла на твоих руках.

Мозг пронзила вспышка боли, когда перед глазами замелькали отрывки воспоминаний...

Голова на тонкой шее запрокинулась. Волосы сгорели, так что лицо было хорошо видно.  Ошибиться было нереально. Она. Вот почему толпа так обрадовалась, увидев Сайлена. Они хотели, чтобы он появился. Чтобы увидел её. Мужчина закрыл глаза, чувствуя, как его обступают потные, опьянённые радостью люди со звериными оскалами вместо лиц. Бродяга не чувствовал страха. Не ощущал боли в расколотом сердце. Острым шипом в голове засело единственное желание: убить...

Ногти проскребли по истёртому камню, когда кисти непроизвольно сжались в кулаки. В глазах блеснуло яростное безумие. Забыв о боли, Сайлен вскочил на ноги, вихрем метнулся к темнеющей в глубине залы двери. Убить, убить их всех. За то, что они посмели сделать...

Тень вновь подняла руку. И вот уже в третий раз в голове зашептал таинственный голос:

- Подожди, дитя. Ты помнишь, что было дальше?

Скиталец остановился, потупившись. Из голоса сразу улетучился прежний пыл:

- Нет. А что было потом?

Незнакомец в капюшоне то ли выдохнул, то ли коротко усмехнулся. Сайлен уже подготовился к тому, чтобы услышать ответ в своей голове. Но тень на этот раз решила высказаться вслух. Голос был тихим, чуть посвистывающим:

- Потом ты погиб.

«Погибший» едва сдержался, чтобы не рассмеяться собеседнику в лицо. Неслыханная глупость заявлять подобные вещи. Или... или же нет?

Рука поднесла обрывок воротника к глазам. Но это была не ткань. Ледяные зубы ужаса впились в спину. И добрались до самого сердца, когда Сайлен наконёц понял, о чём очень важном он забыл.

О необходимости дышать.

  

Проба пера)))

Итак, обещанный дррабл по Loveless перерос в фанфик. При этом, такой бредовый...
Это моя первая большая работа (за исключением школьного сочинения по Шекспиру :tonguetxt.
Возникли трудности с грамотным оформлением. Смущает ого-го как смущает! графа жанр. Рейтинг - "а что это?". Правильно ли заполнена графа Пэйринг? С саммари как-то справились. Беты нет. Хочу бету! В ворде и своей внимательности я не уверена. Помогите, кто может!
Перечитываю википедию. Начинаю сомневаться, фанфик ли это вообще. Виньетка по ихнему описанию выходит.
Название: Revolution has begun today for me inside.
Автор: ReKaSMILE
Фэндом: Loveless
Пейринг: Соби/Рицка
Рейтинг: G
Жанр: Ангст (?)
Состояние: закончен.
Дисклеймер: Кога Юн - единственная и неповторимая.
Саммари: Революция началась во мне сегодня. Я изменюсь, я стану лучше. Прежние чувства мои - только пыль в ковыле. Ты подтолкнул меня, и я пошел. Долог путь до свободы.
Предупреждение: OOC. AU, незначительно. Действие сие происходит примерно после 2 главы манги. (3-4 серии аниме) Во всяком случае, до основного развития событий. Ведется от третьего лица.
Он стоял. Небольшая тихая дорога осталась за спиной. Здесь его никто не потревожит. На небольшом пустыре хозяйничал ветер. Высокие стебли полусухих растений, достававших до его колен, метались из стороны в сторону, грозя обломиться с громким хрустом. Теплая земля под ногами уже отдавала ночной прохладой. В воздухе пахло теплом и, совсем немного, снегом. Небо над Соби было цвета растаявшего пломбира, а вдалеке, у пурпурной черты горизонта, так хорошо отсюда заметной, оно приобрело холодный, кроваво красный оттенок. Взгляд больших светлых глаз был устремлен к той точке, где только что скрылось желтое солнце. Ветер нежно ласкал его профиль, а растрепанные светлые волосы отливали бронзой. Слегка прикушенные губы выдавали страх. Страх и нескрываемое отчаянье читались и в его стеклянных зрачках. Ссутуленные плечи и опущенные руки. Он силился не опустить голову. Жадно впиваясь глазами в твердь предвечернего неба, Соби будто искал там ответы, искал спасенье. И вот, последний луч солнца отразился в хрустале его слезы.
Через край переполнилось сердце Соби страхом. С детства заученные истины и законы сделались вдруг бессмысленным бредом. И самым страшным во всем этом было не то, что он практически всю свою жизнь сковывал себя, свои разум и душу, подчинял их им. Вовсе не то, что он, будучи рабом, совершал, как минимум, аморальные поступки. Нет,. самым ужасным было то, что он не знал как жить дальше. В этом бессмысленном плене собственных же убеждений, он лишился одного важного навыка - воли. Забыл, что значит распоряжаться своей судьбой, не давать другим коверкать душу, подчинять чувства и разбивать сердце. Соби только что понял, что не имеет и никогда не имел определенных целей в жизни, никогда не ставил и не преодолевал преград. Он только пользовался великодушно предоставленными ему вольностями: школа, дом, искусство. Соби, наверно, никогда не станет настоящим художником.. Как же человек, такой низкий и грязный, лишенный индивидуальности, может творить, создавать нечто прекрасное?..
Ему множество раз делали больно. Физические страдания - ничто в сравнении со страданиями души. Его столько раз унижали, топтали и предавали, что он привык. Еще в детстве боль оставила его, навещая иногда недолгими вспышками, как давала бы о себе знать потревоженная старая рана. Всю красоту мира Соби ощущал через еле уловимые отголоски. Долгое время он думал, что сильнейшей, владеющей им эмоцией была любовь. Он любил своего первого господина. Смог полюбить и второго. Лишь встреча с третьим заставила его усомниться в подлинности своего чувства. «Любовь должна исходить из сердца. Не должна зависеть от человека. Надо просто любить. Любить не потому, что я - твой хозяин. Ты не вещь. Я не имею прав распоряжаться тобой как захочу».
На фиалковом небе блеснула пара льдинок звезд. В несколько мгновений изменившийся ветер, теперь - холодный и мокрый, как колодезная вода, бил Соби по щекам, жестоко играя с длинными волосами. Глаза заволокли слезы, щипало, и невозможно было смотреть. Душа не выдержала прикосновения ледяных обветренных рук к ледяным же щекам. Медленно, ослепленный болью, Соби опустился на колени и зарыдал.
Любовь. А было ли это его прежнее чувство любовью?...Из сердца. независимо от человека. Откуда взяться любви в сухом сердце раба? Разве он не «любил», когда приказывали?.. Страх. Единственно страх владел его детской душой. Страх перед наказанием. Страх стать отверженным. Непослушной собакой, выкинутой на улицу. Без целей, без хозяина. страх стать нелюбимым. Любил ли его учитель? Дорожил ли им хоть немного? Возможно, любовь и привязанность теплились в глубине это извращенной души, души человека, забравшего у него всё, что только можно. Но как мог тот, чье имя Соби надеялся носить, тот, кого Соби считал единственным хозяином, отдать его в руки чужого, как ненужную, надоевшую собачонку? Соби никогда этого не простит. Второй хозяин приказал полюбить себя. И Соби полюбил. Сеймэй, жестокий и расчетливый, с внешностью ангела, он был предан тебе. Хотя, нет, он не был предан, он просто безоговорочно подчинялся. Господин был для него всем. Он полностью принадлежал господину. Соби заставил себя испытывать к Сеймэю чувство, которое он сам же называл любовью. Он наконец понял его, понял и дал верное определение - страх. Хотя, это чувство было незначительно больше, чем страх. он боялся своих хозяев. Трепетал и стоял на коленях. Соби боялся за себя. Только за себя. Одиночество. Он не вынесет. глупо и мерзко. Но все в прошлом. Один хозяин остался в детстве, другой мертв.
Трава шелестела над его головой. Согнувшись, на коленях, он смотрел в землю. Волосы, влажные от ночной прохлады, опутали длинные пальцы рук, обхвативших в порыве отчаянья голову. Слезы уже не оставляли мокрых бороздок на щеках и теперь ветер нежными поцелуями устранял последние их следы. Да, уже ночь. Теперь небо все потрескалось бессмысленной россыпью созвездий. И белый месяц, совсем молодой и тонкий, освещал все серебристым светом. Шелест трав сделался громче, и Соби показалось, что он услышал голос своего нового господина.
Соби снова овладел страх. Но на этот раз он боялся вовсе не за комфорт своего жалкого существования. Он боялся за этого ребенка, Рицку. Стоит ли говорить, что чувства, подобные этим, Соби не испытывал прежде? Никогда ещё сердце его не сжималось, как сейчас, в страхе за эту невинную душу. Он волновался за это дитя, втянутое в мир глупых, опасных взрослых игр. Сможет ли он, Соби, защитить его? Не дать этим животным растоптать душу этого мальчика, как когда-то они растоптали его собственную. Спасти его, не позволить ему видеть всех тех кошмаров, что видел он.
Не рассказывать Рицке ничего - таков был последний приказ Сеймэя. Он не может ослушаться.Вместе с осознанием уродства собственной души, к Соби пришло и осознание собственной ответственности, от которой он, будучи в рабстве, был избавлен. Слишком неразумно было бы сейчас бунтовать, не исполнить этого приказа исключительно из прихоти. Забыть, оставить Рицку. Предать его. Рицка, как же много ты сделал для этой исстрадавшейся души. Нет, он не бросит его. Он будет с ним.
Да, Соби пришел к Рицке потому, что ему приказали. Стал его бойцом по приказу. Но, вопреки хозяйской воли, он не смог «полюбить» Рицку. «Ты друг Сеймэя, поэтому ты важен для меня.» Важен. для этого маленького существа он в секунду стал важным, значимым, пусть даже и из-за того, что он «друг» Сеймэя. Принадлежа другим годами, он никогда не видел в их глазах ни капли сочувствия и участия. «Я люблю тебя, Рицка», - эти слова, произнесенные им тогда, были вызовом прошлому, в тот день приобретшему четкие границы. Теперь жизнь Соби делилась на «до встречи с Рицкой» и «после». «Люблю». В тот день Соби полюбил. по-настоящему. Пусть прошло и не так много времени, но он уже понимал это. Вовсе не инстинктом самосохранения наполнялся его разум благодаря этой любви, нет, теперь всем Соби владело волнение за Рицку, его судьбу. Как же Соби хотел, чтобы Рицка был счастлив! «Я все время думаю о тебе»,- порой его слова шокировали Соби. Детская непосредственность и честность Рицки, в сочетании с его рано повзрослевшей душой заставляла его трепетать. Соби понимал, что Рицка безусловно взрослее его, безусловно слабее. Рицка не разу не приказывал Соби. По-настоящему не управлял, и никогда управлять не будет.
Взгляд Соби скользнул по ясному темному небу. Лежать на примятой холодной траве было приятно. В таком положении ветер не доставал его, укрытого хрупкими стебельками растений. Веки Соби немного слипались. В глазах приятно рябили колышущиеся травы.
Волна нежности затопила сердце. Воспоминания о растрепанных темных волосах и этих нежных губах придали Соби сил и заставили улыбнуться. Все те поцелуи и ласки, подаренные Рицке, были искренними проявлениями чувств Соби. По-другому он не умел. Он не знал, как словами передать все, что он испытывал. Соби надеялся на то, что Рицка все поймет и простит его, если тот сделает что-то не так. Никто не заставит Соби причинить боль Рицке. Никто и никогда.
Та относительная свобода, которую подарил ему Рицка, уже потихоньку оживляла душу и наполняла бойца уверенностью.
Ветер ушел куда-то, было спокойно и тихо. Звезды сияли ярко, а месяц уже не ослеплял. Встав и отряхнувшись, Соби обвел взглядом единственного свидетеля своей революции - пустырь недалеко от дома Рицки. Не более часа прошло с тех пор, как он пришел сюда. Почему именно сюда, он не знал. После долгого брождения по городу, в том состоянии, в котором можно сунуть руку в огонь и не почувствовать боли, ноги привели его именно сюда. И сейчас он стоял, смотря в небо, спокойный и обновленный. Он понимал, что ту кривизну души, создаваемую его хозяевами годами, не выпрямить в одну ночь. Но он будет стараться, стараться для тебя, Рицка, стараться для себя самого. Соби будет с Рицкой столько, сколько тот пожелает. Будет исполнять все его просьбы, сделает счастливым. Врядли, что-то в поведении Соби сильно измениться после этой ночи, но день за днем, шаг за шагом, и Соби придет к долгожданной свободе. Научится жить. Сможет быть с Рицкой на равных. Быть с Рицкой. Соби вдруг вспомнил о Кио, Юико. Неужто он ни капли не дорог им, неважен совсем? Конечно, важен. И они важны для него. Почему-то он только сейчас это понял. Теперь Соби знал, как жить дальше. Соби знал, что нужно просто любить. Знал, что и его тоже будут любить. Он не был один и никогда уже один не будет.
«Рицка»,- прошептал Соби. Его губы, сухие и озябшие, плохо подчинялись хозяину. «Люблю», - пальцы Соби сомкнулись на теплом пластике мобильного. «Я люблю тебя, Рицка Аояги!» - быстро написав эсэмэс, Соби принялся ждать. Ответ пришел незамедлительно: «Спи, придурок!». Соби засмеялся. И смех его подхватил и унес ветер, рассыпав по тихой округе. Простояв в слепом счастье пару минут, Соби вспомнил, что ему предстоит долгий, нелегкий путь - до дома и свободы.
Обещанный стих к вышенапечатанной фигне. Не втему вообще, зато идеальным амфибрахием)))
Холодные дни
Коротаю без цели.
Стою на коленях,
Ведь вы так хотели.
Сломали, разбили
пустую игрушку.
Я снов не смотрю.
Как камень подушка.
В холодной постели
Встречаю рассветы.
Горячее сердце
Колотится где-то.
Смеяться нельзя -
За это накажут.
Взгляд не поднимать,
Пока не прикажут.
Я - чьих-то руках.
Я - марионетка.
Забыть о мечтах.
Свобода - как клетка.
Залог послушанья -
Ошейник на шее.
Бинты на запястьях -
Знак порабощенья.
Мне счастье - хозяин.
Я только оружие.
Плохая привычка -
Замечать равнодушие.
Не слышу приказа -
Душа на осколки.
Зачем мне сомненья?
В них так мало толка.
Я без вопросов.
Никем не любимый.
Без имя. Без воли.
Лишь вещь господина.
Я только сгораю,
Рожденный в рабы.
К кому-то прикован
Цепями судьбы.